Тюрьма «Черный Вяз» тонула в полумраке даже в полдень. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь зарешеченные окна, дробились на ржавых прутьях и рассыпались по стенам мертвыми бликами. Воздух был густым от запаха плесени, дезинфектанта и чего-то кислого – будто здесь годами вываривали отчаяние в медном котле. Лира прижалась лбом к ледяной решетке, наблюдая, как тюремный врач в заляпанном халате выводил в блокноте замысловатые фразочки. Его ручка стонала, как половицы ее родного дома.
– Общим решением Досудебного Совета, ввиду вашего душевного состояния и отказа давать показания, вы включены в программу дознания «Фобос», – безучастным голосом заявил он и, развернувшись на пятках, поспешил к выходу.
Лира цыкнула от досады. Так бюрократы окрестили этот эксперимент. Заключенных, чья вина еще не доказана, сводили в одной камере с приговоренными к смерти. Логика была проста, как лезвие гильотины: увидев, что тебя могут казнить, захочешь заключить сделку и сознаться. Лира попала сюда три дня назад, когда банда, приютившая ее за миску супа, попала под облаву. Ей вменили соучастие и долгие нудные часы пытались вытянуть признание в том, о чем Лира была даже не в курсе.
Но сейчас это не имело значения. Важнее было другое – ее дар, о котором никто не должен был узнать. Он проснулся в двенадцать лет, когда отец, вернувшись с похорон брата, обнял ее так крепко, что весь воздух вышел из легких. Лира тогда закричала. Громко и надрывно, но не от боли, а от чужого горя, хлынувшего в нее, как вода в тонущую лодку. С тех пор каждое прикосновение обжигало ей кожу чужими эмоциями. Объятия же стали настоящей ловушкой: она впитывала страх, ярость, отчаяние других людей, а они разъедали ее изнутри, как кислота.
Таких, как она, появлялось все больше. Лира слышала о них, но волей Судьбы никогда так и не встречала лично. Люди боялись их и при этом хотели заполучить, словно те могли стать их личными крестными феями, как в «Золушке», готовые исполнять любые желания, какими бы ни были чужие мотивы. Лира никогда не верила в магию, но каким-то образом стала ее частью. Кто-то, узнав о ее даре, называл ее ангелом, спустившемся с небес. Другие же – демоном в шкуре бездомной доходяги.
Лира провела пальцем по шраму на запястье – след от ожога, оставленный заместителем лидером банды, когда она отказалась «успокоить» его перед налетом. «Ты как аспирин, девочка, – шипел он, прижимая раскаленную сигарету к ее коже. – Боль снимешь, а причину оставишь».
Вдали темного коридора послышались шаги. Лира вжалась в угол, осела на пол и обхватила колени руками. Где-то закричал человек – протяжно, животно, будто с него сдирали кожу. Ее способность… Этот дар, это проклятье, нечто, что сделало из нее порченный товар… Оно вопила о причине: заключенный узнал свой приговор.