Чем ближе лодка подходила к острову, тем тяжелее становилось у меня на душе. Подумать только, ещё совсем недавно я с трепетом и замиранием сердца думал о том, как после стольких лет снова ступлю на землю, где родился и провёл своё пусть и не самое беззаботное, но всё же счастливое детство. И, закрывая глаза, представлял, как захожу в наш маленький, уютный, всегда чистый дом, бросаясь к всполошившейся маме, обнимаю её, целуя убранную в тяжёлый узел каштановую косу и невозможно синие, любящие глаза…
– Мама, мамочка… прости бродягу-сына за несусветную глупость, за то, что променял твой дивный смех на дым сражений, стоны умирающих друзей и бесконечную боль разлуки. Не плачь, дорогая, я больше никуда не уеду…
А теперь это радостное ожидание сменилось, стыдно признаться, паническим страхом, что всё будет совсем, совсем не так… Ведь несколько часов назад я узнал о лихорадке, бушевавшей прошлым летом на острове. Тогда мало кто выжил… Не заболевшие счастливчики уехали на материк, остальные же или ушли в горы, основав новые поселения, или остались на берегу, доживать свой век там, куда больше не приезжали люди, боясь заразиться смертельным недугом…
Я не знал, что стало с самым дорогим мне человеком, и эта неизвестность сводила бывшего вояку с ума…
Лодку качнуло, Мик1 бодро вспрыгнул на причал и со знанием дела крепил швартовы. Зарумянившаяся от волнения Эрин смотрела на старшего братишку с понятным нетерпением, и, вымученно улыбнувшись, я помог ей выбраться на подозрительно прогибавшиеся под нашим весом доски. Сколько себя помню, здесь, на пристани, всегда было не протолкнуться от рыбацких судов. Теперь же заброшенная и одинокая, она выглядела никому не нужным хламом.
Мик Мори, улыбчивый и симпатичный парнишка-шпион капитана Шема, а по совместительству ― его племянник, навязанный нам в качестве попутчика на остров, закинул свой походный мешок на плечо:
– Ну что, господин бывший наёмник, пойдём в брошенный посёлок или устроимся на ночь в пещерах неподалёку?
От его весёлого голоса и без того мрачное настроение быстро скатывалось в бездну, но я сдержался ради Эрин ― этой милой двенадцатилетней девочки, моей названой сестрёнки2, с которой возвращавшегося домой солдата два месяца назад свела насмешница-судьба.
По дороге сюда, на этот гористый, покрытый дремучими лесами клочок суши, нам пришлось многое перенести. Но мысль, что скоро я смогу познакомить маму с малышкой Эрин, так напоминавшей навсегда потерянную младшую сестру, согревала сердце. Она наполняла его глупыми мечтами о том, как счастливо мы заживём все вместе. Вот же наивный идиот…
