– Леська, выходь.
Судя по всему, в дверь не стукнули, а пнули. Лесняна наскоро вытерла лицо рушником и метнулась к окну, ставни отворять. С той стороны стоял, переминаясь с ноги на ногу, Калентий Нося, первый в Овсянниках выбивала и задира. Широк в плечах, с густыми волосами, по обычаю северников заплетёнными в косицы, был он пригож и всем девкам Овсянников нравился.
Но Леське-то, Леське он был без надобности!
– Выходь, кому говорят-то. Чай, не пастушок за тобою-то бегать, да и ты не коза.
– Не выйду, – сказала Лесняна. – И дверь не отопру.
– Так я в окно!
– Да попробуй, – девушка коротко засмеялась. – Сказала не выйду, значит, не выйду. Медведь этакий, – сказала она уже тише, но при открытом окне всё было слыхать.
Калентий и впрямь в окошко влезть попытался, да только куда ему? Избёнка у Леси была по старому обычаю срублена, окошки ради сбережения тепла крошечные. Парень едва голову просунул – да и тут чуть ушами не застрял. Стали они у него от натуги красными, да и к щекам кровь прилила. Засмеялась Лесняна:
– Может быть, маслица дать, чтобы вылезти смог?
Но Калентий пару раз дёрнулся и высвободил бедовую свою головушку.
– Выходь, – сказал уже жалобно, просительно.
– Ты меня обидел. Не буду с тобой гулять. И взамуж не пойду, хоть что теперь говори.
Вчера Нося от заката и до самых коровяк с Леськой по главной деревенской улице прохаживался. Всем показывал, какой он молодец – травницу в жёны позвал, не испугался. Лестно было девушке с ним под руку ходить! Парень он видный, многие по нему вздыхали, да вбил вот себе в голову, что женится не на простой девице, а на особенной. Только особенных в их селе было трое, и все мимо Калентия глядели. Самую красивую матушка с батюшкой уже сговорили за другого жениха. Самая умная да грамотная смотрела только на синеглазого парня из другой деревни. Оставалась лишь непростая добыча: ведьма да травница. «Травинина дочка» её звали, Лесняна.
Сама-то Травина второй раз вышла замуж да уехала в соседнее село, а дочка её осталась. Такая же, как мать: невысокая, ладная да складная, коса опять же русая, в руку толщиной. Глаза ясные, лицо круглое, весёлое – точь-в-точь в матушку! И родовая ведьмина отметина на всю правую щеку, как у Травины. Только Лесняна моложе. Оттого в сложном зеленом узоре пока что меньше листиков. Про те листочки шепчутся суеверные, глупые люди, что ведьмы таким образом отмечают загубленные души. Неправду говорят, врут и клевещут, всё как раз наоборот, но на чужой роток не накинешь платок. За минувшие несколько месяцев Лесняна и так уж наслушалась всякого: что одна живёт – нехорошо, что сама по себе трудится – просто ужас. А сидела бы без дела да при мамке, небось тоже было б неладно. Девке после семнадцати-то вёсен не след сидеть, ей надо через четыре ленты на одной ножке скакать да вокруг дерева с парнем обходить. А в девятнадцать – как Леське стукнуло в яринь-месяц! – если ещё не замужем, то перестарок.
