Глава 1. «Надо, Федя, надо!»
– Я очень люблю Москву! Когда закончу обучение на айтишника – обязательно уеду туда.
– Зачем?
Девушка растерянно заморгала, глядя на парня.
– Ну как… Столица. Перспективы, возможности. Все хотят в Москву.
– На самом деле вовсе не все, – он презрительно передёрнул плечами. – Мне вот Москва на фиг не сдалась.
Девушка смотрела на собеседника, не зная, что сказать. Потом выдавила из себя дежурную улыбку и поинтересовалась:
– А ты чем занимаешься?
– Я? Я – писатель, – приосанился тот. Насколько вообще можно было приосаниться в низеньком и чересчур мягком кресле кофейни.
– Реально? Никогда не встречала писателей. А где можно почитать твои книги?
– Я ещё не публикуюсь, – пояснил парень. – Готовлю базу, так сказать.
Последняя искорка интереса в глазах девушки угасла, и Фёдора от неловкого молчания спас только голос ведущей:
– Время! Меняем столики!
Поблагодарив девушку, которая на этот раз не посчитала нужным изображать даже дежурную улыбку, Фёдор перешёл к следующему столику.
«Свидания вслепую» были затеей провальной с самого начала – по крайней мере, он себе так говорил, и теперь тщательно выискивал малейшие признаки того, что был прав. В двух залах кофейни за столиками собралось с дюжину девушек и столько же парней, в диапазоне от двадцати с хвостиком до сорока с большим хвостиком. Самому Фёдору было тридцать пять. Будущей айтишнице – на семь лет меньше. У Фёдора за душой не было ничего, кроме старенькой «однушки»; у девушки – неудачный брак и двое детей.
«Зря потраченное время», – в который раз повторил про себя парень, усаживаясь на следующий диванчик.
Фёдор был Творцом. Тем самым, непризнанным гением. Он ваял много, рьяно – и всё в стол. Считая ниже своего достоинства обивать пороги издательств (ни одного из которых к тому же не было в его родном городе), или выпрашивать публикации у литературных журналов (один или два таких в родном городе как раз были), Фёдор ждал, когда Слава сама придёт и постучится в дверь. Слава меж тем где-то задерживалась, и даже флёр её духов не долетал до Творца, продолжавшего заполнять жёсткий диск ноутбука своими опусами.
В остальное время Фёдор подвизался на случайных заказах и временных шабашках, полагая, что нет никакого резона устраиваться на постоянную работу. Ведь тогда не останется времени на творчество, и шедевр не получит воплощения в жизнь. В двадцать лет в его студенческом окружении было много людей с похожим складом мышления. В тридцать их стало меньше. К тридцати пяти не осталось ни одного – в общем-то, как и окружения в целом.
