Если есть город, который способен перевернуть карманы времени и показаться одновременно древом и фантомом, то это Мехико 1966 года – яркий, добрый, слегка смеющийся над собой. В год, когда по улицам ещё гуляют запах какао и жареного кукурузного теста, когда кинофильмы щедро стучат по дверям домов, а музыка держит ритм под небом, в котором ветер пахнет солью и лимоном, Мексика улыбается миру, как бабушка, нашедшая старую записную книжку, где в каждой записи – обещание чуда. Таков этот год: он не спорит с будущим, он относится к нему как к другу, который принес с собой не тревогу, а мелодию, не сомнение, а цвет.
Особенно же улица и воздух вокруг Койоакана – района, который можно обнять взглядом и неотступно помнить после расставания. Койоакан в 1966-м напоминает большой чайный сервиз, где чашки не просто держат чай, а рассказывают сказки: о Фриде и Диего, о художниках, поэтах и студентках, которые учились жить большими глазами. Этот район – чарующая витрина братства города, где старые дворики утопают в лавандах и легендах, а каждый дом держится на девизе: мы не забываем прошлое, мы подбадриваем будущее улыбкой. Здесь камни на тротуарах помнят шаги времен Портного, Мадридского шика и мексиканской песчинки, и каждый шепот, какой бы простой он ни казался, превращается в маленькое чудо.
В начале романа воображение можно было бы увидеть Койоакан как храм, построенный не из камня и стекла, а из света, тепла и детских голосов. Парадные фасады домов, окрашенные в оттенки испещрённой лазурью цементной ночи, кажутся сценой, на которой каждый день ставит свой спектакль: и художник на площади, и продавец зелени у ворот лавки, и старуха, что шепчет молитву над сковородой, и юноша с гитарой, у которого в руках не струны, а карты будущего. Здесь, в этом благотворном кругу, язык города звучит как смех детей, как звон монет в ручках старого колена вдовы, как молния, которую никто не боится – потому что молния, если она и сверкает, то делает мир ярче.
1966 год в Мехико – это фестиваль солнца и людей, которые не дают себе забыться в серых буднях индустриального роста. Экономика растёт, улицы заполняются тротуаром нового времени, и пусть световые коридоры города подсказывают, где начинается метро и где заканчиваются мечты, в душе Мехико остаётся нечто тёплое и устойчивое: любовь к цвету, музыкальная искрящаяся щедрость, вера в то, что искусство может сделать повседневность похожей на сказку. В этом годе каждый вечер приносит новую сцену: на углу кафе крутится граммофон, из кафе льётся аромат жареных семян и карамелизированной фруктовой кислинки; в парке поют птицы и музыканты, собирая людей в круг, и каждый круг – это маленькое откровение: мир не слишком велик, чтобы не вместить в себя счастье.
