Дряхлая лодка спокойно скользила по реке, даже не оставляя за собой характерного волнообразного следа. Казалось, что к корме и носу насмерть приклеены невидимые стальные тросы, тянущие лодку в нескольких миллиметрах от поверхности воды. Победившая в пространстве тишина давила на уши стократ мощнее чем скрежет лапок и крыльев десятка насекомых, наглухо запертых в кувшине для обряда Муси-куи. Отсутствие звуков заставляло уши концентрироваться на процессах происходящих внутри тела. Буйный своенравный поток крови несся сломя голову по подкожным линиям метро создавая статическое жужжание, напоминающее летний трепет мошкары. Мышечные вибрации то спадая, то нарастая заставляли ощущать себя как на дешевом захолустном аттракционе, том самом, что был пихаем гекатонхейром. Спустя несколько минут в сопровождении этакого физиологического аккомпанемента Игорь был готов на все что угодно, лишь бы внешний шум перебил крики собственного организма.
Воцарившееся ночь раскинула длинные пальцы вдоль каждой из сторон реки. Сколько вдаль ни вглядывайся, видно было не более, чем в подземной норе. Игорь не помнил какое конкретно течение причинно-следственных связей принесло его в эту лодку. Наощупь, стараясь не свалиться за борт, он принялся изучать судно. Кто бы или что бы ни усадило его сюда, оно было крайне скупо на любые источники света. Ни фонарика, ни телефона, ни даже жалкой коробочки спичек – ничего, что могло бы обеспечить видимость хотя бы в пределах собственного носа.
Тактильно определить материал судна он не сумел, но чутье подсказывало, что сделана она была из молодого дуба. Игорь не слабо удивился, когда в его голове внезапно возникло сочетание «молодой дуб». В своей прошлой жизни, той, которая до лодки, он не был нисколько связан со столярным делом и уж точно не был лодочным мастером. Но теперь в короткий список его навыков резво встраивалась возможность чуять материал наощупь. В темноте он чуть не споткнулся о среднюю банку. Потеря равновесия заставила его схватиться за параллельные борта и осознать, что никаких весел или чего-то подобного у лодки не было. Значит, лодка плыла сама.
Игорь опустил свою руку чуть ниже за борт, в чаяние прикоснуться воды. Первое, что его остановила он полного погружение – отсутствие характерного холодка, витающего около любого естественного источника воды, кроме, разве что гейзеров или теплых ключей. По руке пробежала свирепая дрожь, словно по ней пронеслось стадо степных лошадей, своими головами сталкивающимися о растущие вдоль конечности волосы, тем самым поднимая их на дыбы. Она начала самопроизвольно выкручиваться, от кончиков пальцев вверх отправилось онемение, оставляя на пройденной территории язвительные сгустки коликов. Тут то он и почувствовал холодок. Но тот холодок, что непременно рождается при отсутствии в конечности достаточного количества крови. Головки пальцев посинели, хоть в темноте этого было и не разобрать. Игорь поспешил отдернуть руку, но получилось это не так резво, как он планировал. Рука вернулся вяло, неподатливо, словно он вынимал ее из кучи песка или чана с медом. Он приложил ее к щеке, надеясь что ощущения будут ровно такими же, как и каждый раз до этого. И все повторилась. Щека Игоря вторила прикосновению и начала отогревать промерзшую ладонь. Его лицо покраснело, а ресницы отяжелели от инея.
