Михаил Ильич Кошкин проснулся от скрипа открывшейся двери. В палату, что-то весело насвистывая, вошёл его лечащий врач Александр Николаевич в сопровождении нескольких человек – судя по медицинским халатам и стетоскопам, тоже докторов – и медсестры Олечки.
– Ну-с, Михаил Ильич, как вы себя чувствуете?
– Знаете, доктор, кажется, лучше. По-моему, и температура спала, и дышать легче. – В опровержение своих слов Михаил Ильич закашлял, сплёвывая мокроту в тазик, стоящий рядом с кроватью. – Простите.
– Что вы, милейший, кашляйте на здоровье. Кашель – это, знаете ли, привилегия живых.
Александр Николаевич присел на табурет и с напускной строгостью посмотрел на больного:
– Так вот, Михаил Ильич, мы с коллегами снимки посмотрели, и могу ответственно заявить: кризис миновал. Организм с воспалением в лёгких справился, теперь полный покой и хороший уход, и через месяц, если мы вас совсем не залечим, будете как новенький. Итак, коллеги, приступим к осмотру.
Через полчаса тщательно осмотренный и напоенный микстурами главный конструктор КБ-520 осознал, что кризис действительно миновал. Впервые за последние недели появилась ясность мысли, и стало чуть легче бороться за каждый глоток воздуха, преодолевая боль в мышцах спины и живота. Михаил Ильич снова откашлялся. Болезнь отступила из лёгких, но образно говоря, ещё крепко держала конструктора за горло.
«А ведь по краю прошёл. Надо бы найти того командира», – мысленно вернулся Михаил Ильич к событиям конца сентября 1939 года.
Он был в одной из московских командировок. В холле гостиницы «Москва» к нему подошёл военный и попросил уделить ему немного времени. Михаил, как всегда, торопился, в Кубинке в эти дни решалась судьба его опытных танков А-20 и А-32, но и отказать в такой малости человеку с орденом Ленина на кителе было бы неправильно.
В итоге, когда они устроились за угловым столиком подальше от любопытных глаз и ушей, военный передал Михаилу Ильичу два листа ватмана. На каждом листе было изображено по танку в трёх проекциях – явно любительские карандашные рисунки. Тем не менее они давали достаточное понимание конструктивных особенностей обеих машин.
Сказать, что Кошкин удивился, было бы все равно, что ничего не сказать: меньше всего он ожидал увидеть на рисунках почти «свои» танки. На первом листе был доработанный, но бесспорно узнаваемый его перспективный А-32. А на втором – танк с более массивной башней и, скорее всего, 85-миллиметровым орудием, но опять же с его, Кошкина, ходовой и корпусом. Таким мог стать танк следующего поколения, созданный на основе А-32.