1. Глава: Пробуждение в чужой коже
Виктор Крамов проснулся не от будильника – будильники в хосписе не нужны, там время течет по другим правилам. Он проснулся от тишины. От оглушительного, невозможного отсутствия боли.
Первые секунды он лежал неподвижно, боясь пошевелиться. За последние месяцы каждое утро начиналось с инвентаризации страданий: артрит в суставах, камни в почках, давящая боль в груди. Его тело превратилось в музей человеческих недугов, где каждый экспонат требовал отдельного внимания. А сейчас… ничего. Даже привычного покалывания в пояснице не было.
Он осторожно вдохнул – и воздух вошел легко, без хрипов и кашля. Глубоко, до самого дна легких. Крамов не помнил, когда последний раз мог дышать так свободно. Наверное, лет тридцать назад.
– Черт возьми, – прошептал он и замер. Голос звучал иначе. Не хрипло, не надтреснуто. Молодо.
Он поднял руку перед лицом и едва не вскрикнул. Вместо пергаментной кожи, испещренной венами и пигментными пятнами, он увидел гладкую, сильную ладонь. Пальцы двигались без скрипа суставов, кожа была упругой, розовой. Это была рука тридцатилетнего мужчины.
Галлюцинации, – подумал он. – Морфий. Или я уже умер, и это какая-то предсмертная иллюзия.
Но галлюцинации не пахнут. А здесь пахло… чем-то стерильным, но не больничным. Озоном. Металлом. И еще чем-то неуловимым – будто воздухом после грозы.
Крамов медленно сел на кровати. Не на больничной койке с продавленным матрасом и скрипучими пружинами, а на чем-то, что больше походило на произведение искусства. Кровать была выточена из цельного куска какого-то темного материала, который переливался в неярком свете, словно черный жемчуг. Никаких углов, только плавные линии. Даже матрас казался частью единой конструкции.
Комната… Нет, это было не комнатой. Это было пространством. Стены плавно перетекали в потолок, а потолок – в пол. Все выдержано в оттенках серебра и глубокого синего. В одной из стен – если это можно было назвать стеной – виднелось зеркало. Огромное, во всю высоту.
Крамов встал. Ноги держали его уверенно, без привычного головокружения. Он подошел к зеркалу и увидел…
Себя. Но не того себя, которого он помнил из последних лет жизни. Он увидел Витьку Крамова с третьего курса исторического факультета МГУ. Темные волосы без единой седины, прямые плечи, плоский живот. Даже шрам на подбородке, оставшийся после драки в студенческом общежитии, был на месте. Но глаза… глаза остались прежними. Усталые, полные горькой мудрости семидесятилетнего человека, пережившего развал страны, смерть жены, предательство друзей и медленное умирание в больничной палате.
