Пролог: Осколки «Верности»*
Вакуум не прощает ошибок. Он их консервирует. Запечатывает на века в ледяной, беззвучной гробнице.
Обломки крейсера «Верность» парили в мертвой тишине. Вспышки плазмы давно угасли, оставив после себя лишь медленно остывающие горбы растерзанного дюралия, словно рёбра гигантского космического зверя, потрошённого в схватке. Сквозь пробоины, зияющие, как черные, бездонные раны, виднелись остовы коридоров, скелеты палуб, силовые кабели, застывшие в предсмертных судорогах. Внутри плавала мелкая ледяная взвесь – замерзшие капли воды, крови, охлаждающей жидкости. Это была не просто гибель корабля. Это было уничтожение дома, семьи, памяти.
Капитан второго ранга Елисей Ветринский не видел этого. Его скафандр, заклиненный обломком взорвавшейся консоли управления, был приварен к переборке рухнувшего мостика. Системы жизнеобеспечения агонизировали, выдавая в шлем прерывистые сигналы: давление падает, кислород на исходе, температура -20 и продолжает снижаться. Но боль от холода была ничто по сравнению с болью внутри.
Перед глазами, поверх показаний дисплеев, стояли живые картины, которые вакуум уже забрал у него навсегда. Улыбка штурмана Ильиной, когда она наконец-то рассчитала идеальный прыжок. Сварливый голос старшего механика Грохова, вечно ругающего «нежных пиджиков» на мостике. Двадцать три жизни. Двадцать три мира.
Их подловили на гиперпереходе.
Это было не сражение, это была хирургическая операция. «Когти» Империи Кел’Таар вынырнули из подпространства с такой синхронностью, которая не оставляла шансов. Их энергетические тараны прошили щиты «Верности» как нож пергамент. Корпус дрогнул, загрохотал, и свет сменился кромешной тьмой и предсмертным воем металла.
«Где флот? Где подмога?» – кричал он в ком, но ответом был лишь холодный, методичный голос бортового ИИ: «Канал связи нарушен. Флагман «Нептун» не отвечает. Крейсер «Буран» уничтожен. Эскадра… ликвидирована».
Ликвидирована. Словно они были ошибкой в базе данных, а не людьми.
Елисей попытался пошевелить онемевшей рукой, чтобы дотянуться до аварийного маяка. Тщетно. Он был могильщиком, запертым в собственной могиле. Отчаяние, острое и солёное, подступило к горлу. Не страх смерти. Гнев. Бессильный, всепоглощающий гнев. Гнев на хитрых кел’тарцев. Гнев на командование, бросившее их на растерзание. Гнев на законы физики, не позволяющие его кораблю быть быстрее, прочнее, умнее. Гнев на свою собственную человеческую ограниченность. Он видел врага за секунды до удара на сенсорах, его мозг успел обработать угрозу, но его тело, его корабль, его технологии – были слишком медленными. Слишком хрупкими. Слишком… смертными.
