Каждый кусок ветчины я смаковал, словно это была сама жизнь, ломтик за ломтиком, подчёркивая абсурдность бытия, в котором мы утопаем, а потом всё равно сгораем. И что же нам остаётся? Смех или мука? Возможно, лишь горьковатый вкус горчицы на языке и воспоминание о чём-то, что уже ускользнуло. В этом завтраке был странный контраст – я здесь, в забегаловке, но ведь и я часть этого хаоса, этой зловонной атмосферы, где каждый ищет тень своей свободы.
По правде говоря, в этот утренний час меня волновал только вкус еды, и, казалось, ничто не сможет нарушить моего священнодействия. Но ему это удалось, почти…
Он вошёл в кафе так, будто металлический голем врезался в мирный чайный домик, – тяжёлая поступь, шинель чернее, чем здешний кофе. Субъект едва присел рядом и сразу проворчал, что обыскал весь квартал, пока наконец не наткнулся на меня, – ну что ж, знакомство, как водится, вышло сердечным, если не считать его взгляда, холодного, как рыба в маринаде. Судья Лютовицкий – будем знакомы.
Дверь кафе распахнулась, звякнув колокольчиком, и в зал вошёл худой долговязый господин в сером плаще. В его взгляде промелькнуло что-то цепкое, словно хищная птица, выискивающая добычу. Он направился прямиком к нашему столу, едва склонив голову в знак приветствия.
Всё, что можно было заказать в этом простеньком заведении, я заказал. Передо мной громоздились тарелки: омлет с ветчиной, блинчики со сгущёнкой, ещё какие-то жирные радости. Я вдыхал запах еды, делая вид, что не замечаю, как официантка, подавшая мне третью чашку кофе, отошла в сторону и крестится.
Зубаров Сергей Васильевич, заведующий Особым отделом департамента полиции, – представился высокий человек и, не снимая плаща, сразу перешёл к делу.
– Я без церемоний, господа. Убит граф Платон Салтыков, в гостинице «Магнолия», здесь, в Тёмном городе.
Судья Лютовицкий неподвижно следил за Зубаровым, смеряя его непроницаемым взглядом.
– Граф, помнящий под хромом, состоял в свите Её Императорского Величества и кое-что знал… опасное.
Я в это время тщательно пережёвывал каждый кусочек свежего паштета, раздумывая о его утончённых ароматах и послевкусии – такой момент стоит проживать медленно.
– Старый гуляка, – Зубаров произнёс, будто сплюнул. – Днём при дворе, да по задворкам Тёмного города ночами. Что уж тут удивляться…
Я неспешно подцепил вилкой ломтик ветчины, наслаждаясь густым ароматом.
Судья, по-хозяйски развалившись на стуле, смотрел на Зубарова с тем безмолвным прищуром, что действовал на многих лучше слов.
Зубаров выдержал взгляд, тронул пальцем очки.
