Рассвет над Драш-Наар начинался с лезвия холода, рассекающего сон. Воздух звенел, чистый и колючий, пахнул горьковатой полынью и влажной землей после ночной росы. Солнце, еще кроваво-красное и не набравшее силы, только касалось края бескрайнего мира, растягивая длинные, сизые тени от валунов, похожих на спящих каменных исполинов. Степь просыпалась. Волны ковыля колыхались под первым дыханием ветра с востока, неся далекий запах дыма – запах очагов стойбища Изначального Стада.
Внутри круга войлочных юрт жизнь набирала свой привычный ритм. Тук-тук-тук! – мощные, размеренные удары колотушек по мокрой шерсти. Женщины, смеясь и перекликаясь, валяли новый войлок для починки юрт или покрытия. Их сильные руки ловко переворачивали тяжелые пласты, поливая их водой и кислым молоком Козерогов. Рядом, у загонов, слышалось блеяние самих мохнатых рогатых кормилиц и нетерпеливое ржание Коней Ветра. Невысокие, но крепкие, с блестящей шкурой цвета пыльной меди и черными, как ночь, гривами, они топтались, ожидая выпаса. Их глаза, полные степного огня, следили за каждым движением конюхов.
Из самой большой юрты, чьи стены были покрыты сложными вышитыми спиралями и фигурами зверей, струился иной запах. Горьковатый дымок целебных трав, смешанный со сладковатым ароматом сушеных кореньев и цветов. Здесь, в полумраке, освещенном тлеющими углями очага и пламенем жировой лампы из пористого камня, сидела Граха. Ее ловкие руки перебирали связки сухих растений, а губы тихо напевали низкий, вибрирующий напев, похожий на гул ветра в скалах – Песнь Костей. Рядом на разостланной шкуре подросток старательно натирал обсидиановый наконечник копья жиром, впитывая тишину и древние вибрации материнского голоса.
У края стойбища звенел металл. Дзинь! Бам! – резкие звуки вырывались из открытой кузни. Там, в полумраке, озаряемом багровым светом горна, работал Горн. Его обожженные предплечья напрягались, когда тяжелый молот обрушивался на раскаленную докрасна заготовку. Искры сыпались с наковальни, как снопы звезд. Он ковал подкову для молодого Коня Ветра – прочную, надежную, чтобы выдержать бег по камням бескрайней Драш-Наар. Запах раскаленного железа и угля смешивался с общим гулом жизни.
Возле главного костра, где еще тлели угли вчерашнего вечера, старейшина с лицом, как высохшее русло реки, медленно чинил лук. Его пальцы, покрытые сетью морщин и шрамов, двигались неторопливо и точно. Рядом двое орчат, лет восьми, пытались повторить движения отца, натягивая тетивы маленьких луков, их сосредоточенные морды были сморщены от усилия. Из соседней юрты доносился аромат «бульона силы» – густого, наваристого варева из жесткого мяса, костей, дикого лука и кореньев, что томилось в огромном котле над углями. Женщина у плоских камней переворачивала грубые пресные лепешки – «хлеб степи».
