Да ну нафиг…
Они не сделают этого.
ОНА этого не сделает.
Стараясь сделать это незаметно, шевелю руками, тем самым проверяя прочность веревок.
Черт, связали слишком прочно. Веревки впиваются в запястья ещё сильнее, вызывая боль и жжение.
– Можешь не пытаться, – звучит с довольством и ненавистью справа.
Перестав дергать руками, поворачиваю голову в нужную сторону. Презрительно смотрю на Лиду, правую руку, ногу и остальные части тела моей матери.
– Ты реально думала, что тебе сойдет с рук предательство?
– Предотвратить убийство НЕВИННОГО человека… хм-м-м… – задумчиво произношу, поднимая глаза к небу. – Для меня это попахивает не предательством, а чем-то другим. Например, низостью и поехавшей крышей. Видимо, у нас с тобой, Лидок, разные представления о предательстве, – улыбаюсь презрительно, смотря в горящие лютой ненавистью зеленые глаза.
– Посмотрим, как ты заговоришь, когда я подожгу тебя, дорогая Лесечка, – не скрывая торжества в голосе, шипит эта змея, после чего уходит.
Улыбка тут же сползает с моих губ, пока я слежу за её уходом.
И снова начинаю двигать руками, чувствуя нарастающую тревогу.
Лида выглядела слишком уверенной, когда говорила про поджог. А это означает только одно.
Они действительно хотят провести показательную казнь.
– Ты своим дерганьем только сильнее затягиваешь веревки? – скучающим голосом звучит уже слева от меня.
Голова дергается туда. Взметнувшиеся от резкого движения волосы хлещут по лицу.
– Берковский, не хочется это признавать… но твоя помощь мне сейчас бы не помешала, – цежу сквозь зубы, смотря на оборотня, со скукой смотрящего на мои попытки расслабить веревки.
Как же бесит этот гад!
Глеб даже запертый в клетке смотрится так, словно он повелитель этого мира. Поза расслаблена, руки небрежно лежат на стальных прутьях клетки, и весь его вид говорит о том, что он решил тут не иначе как отдохнуть.
– И это говорит мне та, которая меня вырубила и пленила? – язвительность в голосе Глеба можно просто ложками черпать и хавать. – Та, которая виновата в том, что я заперт сейчас в этой дурацкой клетке?
Хочется съязвить в своей привычной манере, но я заставляю себя заткнуться.
Берковский единственный, кто может мне помочь. Так что…
Глубокий вдох и такой же глубокий выдох, Леся.
– Если бы я не вырубила тебя, они бы тебя убили прямо там, в моей квартире, – как можно спокойнее произношу, с трудом удерживая себя от того, чтобы не закончить свое предложение словом «идиот».
– Или я их, – напрягается Глеб, сверля меня тяжелым взглядом.
Господи, какие же эти оборотни самоуверенные засранцы.
