Пепел всё ещё кружился в воздухе, оседая на обугленные балки и потухшие глаза людей. Всего неделю назад Хартфорд был обычным провинциальным городком. А потом Волна вернулась, и память обрушилась на них лавиной. Не та, что лечит, а та, что калечит. Воспоминание о Великом Пожаре, случившемся здесь полвека назад, смешалось с реальностью. Люди снова, в мельчайших деталях, пережили гибель своих прадедов, крики из горящих амбаров, запах горелой плоти. Некоторые так и не оправились.
Именно здесь, на площади, где сердцевиной горя был оплавленный каркас старого фонтана, он и появился.
Его плащ был ослепительно-белым, и ни единое пятнышко пепла не решалось коснуться его. Он шёл медленно, его шаги не издавали звука на усыпанной щебнем мостовой. Люди расступались, не в силах вынести его спокойного, всевидящего взгляда.
– Я знаю вашу боль, – его голос был негромким, но он достигал каждого уха, как будто звучал внутри черепа. – Я чувствую её. Она кричит в вас. Она не даёт вам спать, есть, дышать. Она пожирает вас изнутри, как ржавчина пожирает сталь.
Он остановился у фонтана и положил руку на обугленный камень.
–Вам сказали, что это – дар. Что это ваша история. Ваша правда. Но я спрошу вас: какая правда может быть в этом? – Он обвёл взглядом толпу, и его глаза, цвета старого льда, встречались с каждым. – Правда в том, что дети должны бояться крика ветра? Правда в том, что вы должны каждый день видеть в глазах соседа не человека, а тень того, кто когда-то сгорел заживо? Это не правда. Это проклятие.
Он сделал паузу, дав своим словам просочиться в самые потаённые, израненные уголки их душ.
–Они называют это «возвращённой памятью». Я называю это инфекцией. Язвой на теле мира. И как любую язву, её нужно прижечь.
В толпе стояла молодая женщина, прижимавшая к груди тряпичную куклу. Её звали Элис. Она была внучкой той самой девочки, что сгорела в Хартфордском пожаре. И теперь она помнила это так ясно, будто это произошло с ней. Она чувствовала жар на своей коже, слышала собственный крик. Её разум был на грани.
Проповедник подошёл к ней. Он не был высоким, но казался исполином.
–Дитя, – сказал он мягко. – Ты хочешь, чтобы это прекратилось?
Она не могла говорить, лишь зажала куклу так, что пальцы побелели, и судорожно кивнула.
– Тогда дай мне твою боль.
Он не стал совершать сложных ритуалов. Он просто достал из складок плаща небольшой кристалл, наполненный чем-то густым, чёрным и неподвижным, словно жидкая тьма. Это была Чернильная Сажа. Он прикоснулся кристаллом ко лбу Элис.
Ничего не взорвалось. Не было вспышки света. Был лишь тихий, окончательный выдох. Напряжение спало с её плеч. Глаза, полые от ужаса, стали пустыми, но спокойными. Она разжала пальцы, и кукла упала в пыль. Она больше не помнила, зачем она ей нужна. Она больше не помнила огня.
