Жил он в Чарном Урочище, куда не ступала нога дровосека и недолетал звук охотничьего рога. Домом ему служила не изба, а высохшая сердцевина исполинской вековой сосны, что стояла на отшибе, будто древний страж. Вход был скрыт плакучей ивой, густые ветви которой Зорич никогда не раздвигал, а словно просачивался сквозь них, становясь частью шелеста листьев.
Внутри, в уединённой пещере, хранились его сокровища: берестяные туеса с травами, глиняные сосуды с мазями и пучки сушёных кореньев. Его день начинался не с крика петуха, а с первого, ещё неуверенного луча, пробивающегося сквозь ночную пелену. Он выходил из своего дупла, и серые глаза в этот миг вспыхивали жидким золотом.
Время до полудня было отдано тишине и знакам. Он обходил свои владения, не оставляя следов. Пальцами, чувствующими малейшую вибрацию, проверял кору деревьев, читая по ней, кто пробегал ночью – осторожная лиса или тяжёлый лось. Он не собирал грибы и ягоды горстями, а срывал по одному, благодарно прикасаясь к земле, оставляя нетронутой большую часть даров, чтобы жизнь в лесу продолжала свой круговорот.
Его утро начиналось с «Беседы с Росой». На рассвете Зорич собирал с паутин и определённых листьев кристально чистую влагу, которая, как он верил, хранила память о ночи и обещание дня. Эта роса становилась основой для многих его снадобий.
Изготовление лекарств было для него не ремеслом, а таинством согласия. Он никогда не брал растение просто так. Сорвав лист подорожника для раны, он оставлял у корня крупинку лесного воска. Выкапывая корень манжетки, он нашёптывал слова благодарности и сажал в землю спелую ягоду.
Его знание трав было безгранично: он варил «Отвар Глубоких Корней» из дягиля и саранки, который возвращал силы и заживлял внутренние раны; готовил «Мазь Каменного Стражника» на основе смолы лиственницы и толчёного горного хрусталя, которая делала кожу твердой, как кора старого дуба. А его «Настойка Тишины» из цветов бореца и сердечника, принятая в малой дозе, усмиряла боль и страхи, погружая в целительный покой.
Но главной его практикой было «Стояние на Грани». В час заката и в миг рассвета он выходил на особую поляну, где сходились три лесных ручья, и погружался в состояние между сном и явью. Он не медитировал, а растворялся, становясь проводником для голосов леса. В эти мгновения он мог слышать шепот старых деревьев, жалобы раненого зверя за три версты или тревожный зов реки, в которую упал бурелом.
Его магия была прямой проекцией этой глубокой связи с природой.
Шепот Зорь (Эмпатия и Ясновидение): На рассвете и закате его связь с живыми существами достигала пика. Он не просто понимал их потребности – он на короткое время мог вселиться в их восприятие, видя мир глазами ястреба, парящего в последних лучах, или чувствуя лес вибрирующими усами лисы. Это позволяло ему находить потерявшихся или предвидеть опасность.
