Каждый из них имеет свои подуровни – например, на уровне ада восемь холодных и восемь горячих адов.
Thomas E. The History of Buddhist Thought. London., 1953
Господи, да когда же они в конце концов взломают эту проклятую дверь?! Вонь стояла ужасная – трупный запах терзал мое обострившееся обоняние, кружил голову, сводил с ума. Надо было открыть окно, да вот не успел. Или просто побоялся?
Шипение с той стороны – что они там делают? Применяют какую-нибудь гидравлику? Дверь у меня хорошая – простым пинком не вышибешь. Непростым тоже. Человек я не самый богатый, но пару тысяч баксов на приличную дверь найти могу.
Хрясть! Деформированная, сплющенная дверь распахнулась, едва не съездив мне по носу. Я не успел даже подумать – тело сообразило за меня, прыгнуло на тумбочку, и через секунду я оказался под самым потолком – на шкафу в прихожей.
Они ввалились всей толпой – милиционеры, спасатели, понятые. Человек десять. Вонища осадила их резвый скок, отбросила назад.
– Фу! – с отвращением произнес усатый мент в погонах капитана, снял фуражку, вытер пот с лысины. – Тут, наверное, не один жмур, а как минимум полтора. Петя, ты молодой, иди познакомься с покойником. Спроси, как он там себя чувствует…
Сверху я прекрасно видел всех. Меня – никто. Молодой милиционер кашлянул в кулак, сделал последний глоток относительно чистого воздуха и шагнул в комнату. И сразу же вылетел обратно.
– Труп один, – сообщил он, откашлявшись. – Чувствует себя, судя по всему, очень плохо. Распух на всю кровать, черный весь.
– Может, негр? – предположил один из спасателей.
– Шуточки… – проворчал усатый. – Вы сейчас поедете дальше двери ломать, а нам возись с этим негром. Сами как негры пашем…
Все это было уже неинтересно. Пора сматываться. Только как это сделать? Запрудили, идиоты, весь проход. Трупа они не видели, что ли…
Ага. Двери у меня высокие – полметра пространства между головами зевак и верхним косяком. Вполне достаточно.
Я прыгнул, ухватился одной рукой за лосиные рога, торчавшие из стены. С рогов что-то посыпалось. Дотянулся другой рукой до верхней перекладины двери и пролетел над головами, оттолкнувшись пятками от высокой прически Эльвиры Федоровны – взбалмошной дуры из двадцать шестой квартиры. Прическа соскользнула на пол, Эльвира заорала. Я приземлился на четвереньки, оглянулся на оцепеневшую толпу и оскалился. Пожалуй, это был самый эффектный выход на публику в моей жизни. Сегодня я был неотразим.
Глянь-ка ты, и телевизионщики здесь, везде поспели. Значит, покажут меня сегодня вечером по телевизору. Полный триумф!
