Янтарный заяц
Стук клавиатуры угас в тишине пустого офиса. Валдис закрыл файл корректуры – очередной роман о несчастной любви, который он вычитал так тщательно, что слова распались на набор безжизненных символов. Под конец дня это стало сложновато. Впрочем, работа в этом небольшом рижском издательстве полностью его устраивала.
Валдис потянулся, и кости хрустнули в такт этому движению – такой же части его вечернего ритуала, как паста на ужин и одинокий телевизор.
Дорога домой была сном наяву. Трамвай скрипя на поворотах, укачивал его своим монотонным гудением. Он смотрел в запотевшее стекло, на расплывающиеся огни города. Вот мелькнул знакомый фасад с каменными сфинксами, их загадочные ухмылки стерлись под струями дождя. Вот мимо проплыли часы «Лайма» – их стрелки замерли на семи вечера, как будто время и впрямь решило отдохнуть от своей беготни.
Он вышел на своей остановке в Пардаугаве. Воздух здесь пах чуть иначе, чем в центре – не каменной пылью истории, а влажным деревом, дымом из труб и далеким, соленым дыханием моря. Его дом притулился в глубине квартала, старый, деревянный, двухэтажный, с балкончиками, похожими на птичьи гнезда. Во дворе-колодце уже лежала глубокая тень.
Валдис остановился у подъезда, привычным движением доставая ключи. И замер.
Что-то было не так, странновато.
Он поднял голову. Сквозь прорехи в облаках, над темным контуром крыш, висела луна. Но не та, серебристо-спокойная соседка рижских ночей. Эта была другого цвета. Густого, ядовито-желтого. Как старый, засохший сыр. Как кошачий глаз, взирающий на спящий город.
«Янтарная», – мелькнула у него мысль, но он тут же отогнал ее. В янтаре есть тепло, солнечная память. В этом цвете была только тяжелая, необъяснимая тоска.
Он простоял так, может, минуту, может, пять, впитывая этот неестественный свет. Где-то вдали просигналила машина, и звук показался как крик вороны.
Потом он вздохнул, повернулся и вошел в подъезд. На лестничной площадке ароматно пахло смородиновым чаем. Запах доносился из-за двери соседней квартиры, которая целый год стояла пустой. Сегодня у дверей стояли мужские ботинки, серые, с чуть серебристым отливом.
Валдис не обратил на это особое внимания. Он сказал «Ну что, чао» тишине в прихожей. Посмотрел несколько секунд на желтое пятно репродукции «Поцелуя», Климта, снял пальто и пошел на кухню ставить воду для пасты.
А с неба, сквозь толщу балтийских облаков, доносился тихий, ритмичный, едва уловимый звук. Словно кто-то бил в гигантскую каменную ступу. Раз за разом. Раз за разом.
***
Спагетти оказались переваренными. Валдис смотрел, как они бесформенной массой лежат на тарелке, но сил было мало. Даже телевизор, обычно заполнявший квартиру призраками чужой жизни, сегодня казался назойливым и бессмысленным. Он выключил его одним щелчком пульта, и тишина вползла в комнату, густая и тяжелая.
