Сколько себя помню, я всегда ощущала одиночество – даже при том, что у меня есть две сестры и брат. Меня сторонились, держались на расстоянии: не приглашали на праздники, избегали общения – будто это дурная примета – и явно не любили. Сначала я злилась, бушевала, но со временем смирилась со своим одиночеством и приняла его как должное – пока не случилось нечто странное.
В одну из самых тёмных и холодных ночей моего царствования я наткнулась в лесу на мальчика. Он сидел на снегу под древним дубом – крохотный, съёжившийся от стужи. Тонкий полушубок не спасал от мороза, и стук его зубов эхом разносился по безмолвному лесу. Прошла мимо дважды, колеблясь. Люди не видят меня – я давно усвоила этот закон. Но на третий раз его взгляд вдруг упёрся в меня, будто прорвав невидимую завесу.
В его небесно‑голубых глазах я увидела немыслимое: в них плескалась зимняя свежесть, пылал палящий летний зной, журчали весенние ручьи и отражалось осеннее небо. Время остановилось. Я замерла, заворожённая этим взглядом.
И тогда – неожиданно, вопреки всему – моё сердце, давно окоченевшее от родственного безразличия, дрогнуло. Оно забилось чаще, и по телу разлилось тепло – непривычное, незнакомое, словно чужое.
Отвернувшись от мальчика, пошла прочь, пытаясь отмахнуться от непрошеных эмоций. Но чем дальше уводила меня тропа, тем тяжелее становились ноги, а грудь сдавливало тисками жалости.
