Кабину ИЛ-86 освещал приглушённый янтарный свет приборных панелей. За толстым стеклом иллюминаторов простиралась бескрайняя чернота ночного неба 17 ноября 1985 года, прошитая редкими искрами далёких звёзд. Огромный лайнер нёс в своём чреве три сотни пассажиров по маршруту Владивосток – Москва. Монотонное гудение двигателей проникало в каждый уголок салона, сливаясь с приглушёнными разговорами. Большинство путешественников постепенно погружалось в дремоту под умиротворяющую вибрацию корпуса.
Бортпроводница Елизавета Минина двигалась по узкому проходу с той особой грацией, которую вырабатывают за годы службы в тесных пространствах воздушных судов. Тёмно-синяя униформа с ярко-красным шейным платком выглядела безупречно отутюженной даже после шести часов полёта. Тонкую талию подчёркивал строгий пояс, а юбка спускалась ровно до середины колена – ни миллиметром выше или ниже, как предписывал дресс-код Аэрофлота. Русые волосы были собраны в аккуратный пучок, не позволяющий ни одной пряди выбиться. Макияж оставался свежим, как в начале рейса – достаточно заметным, чтобы подчеркнуть естественную красоту, но достаточно сдержанным для советского делового облика.
В каждом движении стюардессы чувствовалась выверенная годами методичность. Минина подходила к пассажирам с левой стороны, наклонялась ровно на тридцать градусов, говорила тихо и чётко, с неизменной полуулыбкой. Эта полуулыбка не выдавала ни усталости, ни раздражения, ни личных переживаний. Была такой же частью униформы, как красный платок или значок Аэрофлота на лацкане пиджака.
– Что желаете? Чай, кофе, минеральную воду? – произносила Елизавета эту фразу в сотый раз за полёт, но каждый пассажир слышал её без малейшего оттенка механичности.
Пожилая женщина в кресле у прохода просительно посмотрела на стюардессу:
– Доченька, а можно мне чайку погорячее? Что-то холодно стало.
– Конечно, сейчас принесу, – кивнула Минина с прежней полуулыбкой. – И плед дополнительный, если хотите.
Выполнив просьбу, стюардесса продолжила движение по салону, подсознательно избегая смотреть в сторону кабины пилотов. Там, за массивной дверью с табличкой «Только для экипажа», находился командир корабля Павел Семёнович Любимов. Человек, чей взгляд Минина ощущала спиной каждый раз, когда он выходил из кабины якобы для проверки ситуации.
Елизавета знала расписание этих «проверок» наизусть. Каждые полтора часа дверь кабины открывалась, и в проёме появлялась крепкая фигура командира в тёмно-синей форме с четырьмя золотыми полосками на погонах. Любимов никогда не задерживался надолго, обводил взглядом салон, кивал бортпроводникам и неизменно находил глазами Минину – единственную, кто старательно смотрел в другую сторону.