I
Живет субстанция немая. Она росла, цвела – всё было с ней. И воспоминания, и радости и горечи. И помнит она своё счастливое детство, и родителей в ней, и некоторых друзей, и бабушек и дедушек. И часто светлое было детство её, а потом что-то изменилось.
II
И прокручивает призрак в голове радостные моменты своей жизни, и хочет вспомнить всё, что с ней тогда происходило, дабы восстановить ту среду светлую вокруг себя, воссоздать мир тот, в котором была она когда-то счастливая и необременённая, свободная, но не такая ответственная, ибо чем взрослее человек, тем ответственнее становится его свобода. И призрак хотела вернуться в беззаботную свободную среду и ауру, окружавшую её когда-то, и старалась она сделать это. И понимала, что субстанция она, что в её силах уже не так много возможностей, но плохо было ей в той среде, в которой она вдруг оказалась.
III
И живет субстанция и только помнит всё это. Помнит, как любила её мама, как она нежно гладила её по голове и ласково звала по имени – в такие минуты много было вокруг субстанции света и тепла. И отца помнит субстанция, который, если мама была слишком строга, жалел дочь, хоть и не давал слабину и защищал мать. И чувствовала это субстанция, и, даже окунаясь в воспоминания и детство, ещё еле-еле, но всё же хоть каким-то теплом отдавалась в сердце её теплота и пробивалась из последних сил наружу, источая очень слабое свечение вокруг, – когда родители любят друг друга и любят своё дитя – это очень большая сила, она никогда не погаснет в воспоминаниях маленького ребёнка и будет греть в самые холодные и тёмные времена дня и ночи любого ни то что живого, а даже призрака, даже тряпочку-призрака.
IV
Помнила тряпочка-призрак любовь своих бабушек и дедушек в деревне, когда гуляла, замерзала, проваливалась под лёд, грызла зелёные яблоки, убегала от соседских непривязанных коз, которых хотела покормить особыми вкусными листьями, а они, козы, до деревьев этих не доходили, а призрак, будучи ещё не призраком, срывала вкусные веточки и несла их этим козам, но они были большие и высокие, поэтому побаивалась она их, а козы на неё иногда бросались. И бежала она сломя голову в дом к старикам своим, ничего не рассказывая, но зашуганная достаточно, чтобы у бабули был повод внученьку успокоить, и успокаивала она. И хлеб подсушивала к борщу, чтобы чесноком натереть его можно было, как внучка любила. И любила внучка это внимание, и сохранила внутри себя, и несла сквозь года, периодически согреваясь и источая вокруг себя свечение слегка больше того, что было обычно.
