1. Пролог
Калитка тихонько скрипнула несмазанными петлями, предупреждая хозяек о незваном госте. Послеобеденное солнышко приятно пригревало. Над клумбами порхали бабочки. Яблони, усыпанные наливными яблоками, радовали глаз голодного путника. Забыв, к кому, собственно, пожаловал в гости, Петруха прокрался к дереву и сорвал парочку сладких плодов. Вкусив медовых яблок и избавившись от огрызков перекинув их через соседский забор, домовой вспомнил о своей важной миссии. Он было пружинистой походкой направился к крыльцу, как выяснилось, что хозяйки сами вышли его встречать. Три милые старушки в ситцевых платочках да длинных расшитых по подолу яркой нитью сарафанах приветливо улыбались ему.
— Чаво добрый молодец к нам пожаловал? Чай заплутал, миленький?— Из уст старосты клана Ветров слова текли сладкой патокой. У неё и угощенье для гостя нашлось.
Откинув с тарелки салфетку, она протянула ему румяные пирожки.
— Перекуси с дороги миленький, — льстивыми речами уговаривала Петруху Евпраксинья.
Вспомнив наставления Мирославы, домовой выпучил глаза и замахал руками:
— Сгинь нечистая! Ничего мне от тебя не надобно! — От изумительно пахнущих пирогов у него снова засосало в животе от голода. — Разве что отведаю я ваших яблочек.
Протянув руку, он по-свойски сорвал, висящий прямо у него над головой плод.
— Кушай, милок, кушай, — ехидно протянула Евдокия и получала от старосты Акулины тычок в бок.
— Я говорила улыбаться. Улыбаться! А не скалиться, — негромко пробормотала предводительница клана Ветров.
— Ты нам всех женихов распугаешь, — пробурчала Евпраксинья, в кои-то веки полностью согласная со старшей сестрой.
И сделалось Евдокии так обидно, что она громко прошипела:
— Шо-о-о?
— Не шо, а приглашай нежданного гостя к столу, — велела ей Акулина, кося одним глазом на домового.
Приглашение к столу застыло на языке Евдокии. Она вместе с сёстрами уставилась на Петруху, удивляясь тому, как быстро он сгрыз яблоко. Прямо настоящий хомяк. Раз-два и нет его, один огрызок в руке виднеется. А после и от того ничего осталось — домовой посмотрел-посмотрел на огрызок да слопал.
— Вы обо мне говорите? — с набитым ртом, сам того не желая, напомнил о себе Петруха.
— О тебе, касатик. Там чай в самоваре подоспел.
От навязчивой заботы старосты проглоченный совсем недавно огрызок встал у домового поперёк горла.
— Ничего не надо! Ни чая вашего, ни пирогов! — закричал Петруха, плюнув на данное Мирославе обещание. — Не подходите! Живым не дамся!
Сначала нужно было ноги унести, а потом думать, как Кощея вызволять. Эти бабули, дабы было по-ихнему, в раскалённую печь засунут и не пожалеют. Вон как улыбаются, так и норовят втереться в доверия, а сами авось и огонь уже развели.
