Петрович приоткрыл дверь и осторожно зашёл в заброшенный цех, где воздух пах машинным маслом и плесенью. Здесь грибы разрастались особенно густо, а трубы сочились влагой.
Прикрыв ладонью фонарь, он замер, вслушиваясь во тьму. Тишина. Лишь гдето в глубине с протяжным скрипом сдвигались металлические конструкции. В последнее время Завод дышал как-то настороженно.
«Самое время устроить привал», – подумал Петрович.
Он накрыл фонарик шапкой, оставив лишь узкую полоску света. Луч выхватил из мрака потрёпанный рюкзак с грубыми заплатками на боках. Пальцы нащупали холодную жестяную банку.
«Консервированная фасоль…» – мысленно произнёс он. Такого ещё не пробовал.
«Тссск!» – крышка поддалась с характерным звуком. Эту банку он выменял у бродячего торговца за семь свежих люминесцентных грибов. Такие вещи ценились здесь дорого, но любопытство перевесило.
Петрович удобнее устроился на полу, прислонившись спиной к стене. Первые бобы покатились по языку.
«В тёмных коридорах и заброшенных цехах Утробы можно найти что угодно, только не выход», – размышлял Петрович, пережёвывая.
Он бросил взгляд в потолок, где терялись в высоте переплетения труб.
«Ведь никто точно не знает, был ли Завод построен или существовал всегда.
Архивариусы, конечно, твердят про "изначальное назначение" и
"технологическое предназначение". Только что-то пошло не так…»
Рука автоматически опрокинула банку снова.
«Дураки. Я-то уж точно не верю в их сказки. Это просто наш дом. Суровый. Беспощадный. Но родной.»
Где-то далеко гулко упала капля воды. Петрович прислушался.
«Тешить себя байками о "прежних временах" – верный способ потерять бдительность. Вот механики – те молодцы. Динамо-машины защищают, спасибо хоть за редкие островки света. И сварщики с мясниками кажутся здравыми ребятами, которые стараются поддерживать и развивать общины.»
Он наклонил банку, вытряхивая последние бобы.
«А эти… Дети Труб. Странный народец. Живут в коммуникациях, а карты рисуют – дело полезное».
Последний боб задержался на жестяном краю.
«Поглощённые… Фанатики ещё те. Поклоняются Заводу как божеству», – он усмехнулся. – «Ладно, мне-то до них дела нет. Пусть себе. Лишь бы не мешали».
Банка опустела. Петрович поставил её рядом.
«А фасоль… ничего. Вкусная».
Но привычную тишину разорвало эхо металлического скрежета, глухие удары и человеческий стон…
Петрович быстро собрал рюкзак и схватился за нож. Медленно вышел в коридор, осторожно приблизился к помещению, откуда доносились звуки. Три Плотьмашины – гибриды металла и плоти – распластались в неестественных позах. Их сварные швы дымились, сочась чёрной псевдокровью. Посреди этого хаоса, прислонившись к разбитому конвейеру, сидел человек. Судя по ящикам с грузом, это был торговец.
