Пролог
Старый монастырь, где всё началось…
Они пришли глубокой ночью, когда ветер срывал с сосен хвою, а небо было чёрным, будто кто-то пролил тушь на звёзды. Монастырь стоял на утёсе – забытый, обрушенный, но не мёртвый. Никогда не мёртвый.
В подземной часовне, среди гнилых досок и заплесневелых икон, горела свеча. Только одна. Пламя не дрожало – оно наблюдало.
– Готова? – шёпот был чужим, неестественным, срывающимся на хрип.
Девочка кивнула. Руки у неё были белые, тонкие, как у фарфоровой куклы. На запястье – метка: полукруг, словно пасть, и в ней – точка.
– Тогда начнём, – сказали стены.
Сначала пошёл дым. Потом – кровь. Потом – имя, шепчущееся в камне.
И больше не было тишины.
Глава 1. Метка
Елисей не любил возвращаться туда, где однажды уже замерзал. Но у судьбы было чувство юмора, и в тот вечер он снова оказался у ворот – ржавых, разорванных, с выломанной доской, ведущей во двор старого монастыря.
Лада шагнула вперёд первой. Она будто тонула в тени, и ветер трепал её чёрные волосы. На запястье – свежая повязка. Под ней – метка, такая же, как в его снах.
– Здесь, – сказала она. Голос ровный, но неуверенность жила в зрачках. – Я чувствую… как будто она зовёт.
– Кто? – спросил он, хотя уже знал.
Лада не ответила. Только подошла к двери и провела пальцами по выщербленному дереву. Из-под ног хрустнули кости – вороны давно облюбовали это место.
Инга замыкала тройку. Она не верила в проклятья и старую магию, но даже она сжала амулет в кулаке.
– Мы ищем ВАРЮ, – прошептала Лада. – Или то, что от неё осталось.
Имя прозвучало, как удар. И вороны замерли. А потом, из глубины колокольни, послышался звук: один глухой удар колокола, хотя верёвки на колоколе давно не было.
Елисей выругался. Лада сжала руку. Инга посмотрела вверх.
– Кто-то здесь.
Монастырь был не пуст. Он ждал.
Коридоры внутри монастыря пахли затхлой солью и гниющими книгами. Стены были обиты сырой штукатуркой, на которой выступили разводы, похожие на тени. С потолка свисали ржавые цепи – когда-то, возможно, здесь висели лампады. Теперь же – только тьма.
Елисей шёл первым. Его фонарь, слабо поблёскивая, выхватывал из мрака куски распадающейся архитектуры: полуистлевшую фреску с затёртым ликом святого, чью улыбку кто-то соскрёб ножом, перевёрнутые скамьи, клочья ткани на ржавых гвоздях.
– Лада, ты уверена, что метка ведёт сюда? – прошептала Инга, стараясь не наступать на обломки.
– Она пульсирует. Словно дышит, – ответила Лада и откинула повязку.
Кожа под ней была побелевшая, а сама метка – словно клеймо: чёрная, будто чернила ушли глубоко под кожу. Вокруг неё кожа вздулась, как от ожога, и от неё исходил слабый запах серы.
