После того, как человечество проиграло, всё изменилось. Теперь город затихал с первыми лучами солнца. Тишина густела с каждым часом, и к полудню город казался мёртвым. Алина предпочитала думать о произошедшем не столько как о проигрыше, сколько как о перерождении. В конце-то концов, в её жизни изменилось мало что, она как работала курьером, так и продолжила крутить педали фирменного велосипеда. Просто теперь люди стали созданиями ночи.
Сначала, конечно, был карантин, пострадавших просили не выходить на свет ради их же собственного блага. Но когда половина города не может выйти днём на улицу, это полностью парализует и производство, и сферу услуг, и медицину, и образование. Бороться стали пытаться гораздо позже, когда стало очевидно, что переждать не получится. Проблема, которую власти игнорировали годами, разрослась до катастрофических масштабов. Учёные рассказывали о мутации, загрязнении и смене ареалов обитания. Активисты предлагали применять огнемёты. Ходили слухи о биологическом оружии.
Кто-то боролся, кто-то продолжал бороться прямо сейчас. Алина регулярно видела на улицах людей с мачете, хотя ношение холодного оружия всё так же было запрещено. Но постепенно одна компания за другой объявляла о переходе на круглосуточный режим, а потом и на полностью ночной. Круглосуточными остались некоторые заводы и почти все больницы, теперь они были похожи на бункеры с наскоро заваренными металлом окнами. В этом был свой шарм, но ходили слухи, что скоро пройдёт реконструкция и хотя бы центральным клиникам придадут более эстетичный вид.
Алина тоже выходила на работу с закатом. Летом было тяжелее всего: слишком короткая ночь, слишком большая конкуренция. Но за несколько лет Алина почти привыкла. Как, примерно, и к тому, чтобы перед каждой сменой проверять, во сколько сегодня рассвет, и ставить будильник за полчаса до.
К чему привыкнуть было сложнее всего, так это к темноте. Ночные улицы таили в себе что-то зловещее, и Алина старалась быстрее миновать плохо освещённые переулки. Самым сложным было сохранять бдительность. Зрение притуплялось в полумраке, а слух улавливал каждый шорох, заставляя сердце бешено колотиться. Это было так глупо и так по-человечески: одновременно бояться и рассвета, и темноты.
Алина вывернула на крупную улицу, над головой замерцали разноцветные гирлянды. Не просто ленты с огоньками, огромные анимированные композиции, выпрыгивающие из воды рыбы и распускающиеся цветы. Если Алина не спешила, она всегда останавливалась, чтобы понаблюдать. Вот вроде бы уже наизусть выучила эти зацикленные сюжеты, а всё равно красиво. В этом было что-то обнадёживающее, жизнь изменилась, но что-то хорошее в ней осталось. Городской бюджет наконец-то начал выделять средства на уличное освещение и обновление фасадов. Почти каждую неделю Алина замечала, что в очередном жутком дворике зажгли хотя бы два-три фонаря, а депрессивные дома-коробки разукрасили в весёленький оранжевый цвет. Или розовый. Или салатовый. В новостях передавали, что администрация активно перенимает опыт городов за полярным кругом. Светящихся рыбок вот подсмотрели в Мурманске.
