Серый предрассветный свет едва пробивался сквозь плотные занавески, но Оделис Винчестер уже была бодра. Пробуждение редко бывало мягким, чаще всего его сопровождал пронзительный крик чаек, словно морские птицы специально устраивали свой концерт прямо под ее окном, возвещая о наступлении нового дня. Она лежала, уставившись в потолок, и ощущала, как свежий, солоноватый воздух проникает в комнату даже сквозь закрытые рамы, принося с собой далекий, но такой знакомый запах моря.
Этот аромат, терпкий и манящий, был для нее чем-то большим, чем просто запахом прибрежного городка, где она родилась и выросла. Он был напоминанием, почти болезненным, о бескрайней свободе, о ветре в волосах и о тех приключениях, которых в ее жизни, казалось, не существовало. Ей так не хватало этой легкости, этого ощущения бесконечных возможностей, которое море обещало каждому, кто осмеливался вглядеться в его горизонт.
– Неужели это все? – прошептала она самой себе, прислушиваясь к настойчивому зову птиц.
Оделис медленно поднялась с кровати, ощущая прохладу полированного деревянного пола под босыми ногами. Подойдя к окну, она решительно распахнула шторы, впуская в комнату яркий, но еще не жаркий утренний свет. Сегодня море было особенно бурным, серо-зеленые волны с грохотом разбивались о скалистый берег, поднимая в воздух соленые брызги, которые казались живыми и свободными.
Вид на беспокойную водную гладь наполнил ее легким, почти неуловимым беспокойством, которое, однако, удивительным образом смешивалось с необъяснимым предвкушением чего-то нового, еще не сформировавшегося, но уже витающего в воздухе. Она наблюдала за танцем волн, и в ее груди что-то сжалось, словно сама душа отзывалась на этот дикий, первозданный ритм.
– Что ты хочешь сказать мне сегодня, стихия? – ее взгляд скользнул по горизонту, где сливались небо и вода, бесконечная загадка.
Однако все эти мысли, полные неопределенного томления и предчувствий, резко оборвались. Реальность постучала в ее дверь не менее настойчиво, чем чайки в окно. Нужно было вставать на работу. Завтрак, душ, затем дорога в управление архитектуры – туда, где царили стабильность, предсказуемость и, по ее глубокому убеждению, невыносимая скука. Каждый день был похож на предыдущий, аккуратно расчерченный по линейке, как и планы зданий, которые она визировала.
Ее работа была олицетворением всего того, от чего она, возможно, подсознательно хотела сбежать, но что одновременно давало ей чувство контроля и порядка. Это был своего рода якорь, удерживающий ее от необдуманных поступков, от тех 'иррациональных порывов', которые она так тщательно подавляла в себе. Ведь семья Винчестер всегда ценила порядок превыше всего.
