Ночь пахла железом. Холодным, ржавым, как дыхание старого завода, давно ставшего частью Периметра.
Севершаг стоял у колючки, прислушиваясь – к себе, к ветру, к далёкому треску электрики за границей света прожекторов. Где-то в стороне скулила собака, или то, что когда-то было собакой.
Он втянул воздух – тяжёлый, с привкусом пыли и гари. Пахло грозой. Или выбросом. В таких местах разницы уже не было: всё здесь было чужим, и само не знало, зачем живёт.
– Ну, пошёл ты, – сказал он вполголоса, будто Зоне.
И шагнул.
Колючка царапнула куртку, скрипнула. За спиной – бетон, вышки, дозорные. Перед ним – тишина, вязкая, будто дышит. Сделал ещё шаг, и тишина поглотила его. Всё. Назад дороги нет.
Первые двести метров он шёл по тропе, отмеченной едва заметными тряпками. Старые сталкеры называли такие метки «памятью тропы» – если они ещё висят, значит, кто-то возвращался. Если нет – значит, дорога кончилась вместе с тем, кто шёл по ней.
Севершаг шёл медленно, проверяя каждый метр болтом. Металл звякал, падал в траву, иногда молчал, а иногда – исчезал с коротким треском, будто воздух рвало в клочья. Аномалии. Первая их россыпь – как предупреждение: «Ты жив, но уже мой».
Он остановился, снял с плеча рюкзак и достал карту – старую, пожелтевшую, вся испещрённую пометками. На ней кто-то карандашом вывел стрелку к кресту, рядом приписал: “Станция. Радиосигнал. Проверить.” Подписи не было. Только дата – восемь лет назад.
– Восемь лет… – пробормотал он. – Сколько вас тут сгнило за восемь лет?
Ответом был ветер. В нём слышался отдалённый стон – то ли железо скрипело, то ли кто-то звал.
К полуночи туман начал опускаться на поля. Он шёл на звук – негромкий, похожий на шипение разряда. Где-то рядом работала «Электра». Она то вспыхивала голубым светом, то исчезала, оставляя после себя запах озона. В свете вспышек Севершаг видел обломки машин, проржавевшие каски, кости. Зона не хоронила – просто брала себе.
Он остановился, снял с плеча автомат. Не потому что ждал врага – просто так привычнее. Без оружия тут чувствуешь себя голым, и Зона это чувствует. Здесь всё чувствует.
Вдруг что-то мелькнуло в стороне – силуэт, похожий на человека. Севершаг поднял ствол, замер. Секунда. Две. Силуэт двинулся, мягко, без звука, как тень.
Он шагнул ближе – и понял: это плащ, зацепившийся за ветку. Пустой, выцветший, но казалось, что он всё ещё движется сам по себе.
– Здорова, хозяин, – шепнул сталкер, обходя его. – Я тут мимо, не обижай.
В Зоне не принято насмехаться над мёртвыми. Здесь даже воздух может помнить.
