Лондон, конец января 1645 года
Смерть – это песня. И хотя мне с самого рождения был знаком ее ритм, он и сейчас заставляет меня вздрагивать. В окне на первом этаже колышутся шторы. Через несколько мгновений дверь отцовского дома распахивается, и Стивенс, папин камердинер, торопливо шагает в мою сторону. Он постарел за те несколько месяцев, что мы с ним не виделись, и словно стряхивает с себя сутулость, как нежеланный груз.
– Николас, – мягко говорит он, теребя черную траурную ленту, повязанную на плече.
– Он скончался? – Мрачное выражение на лице Стивенса лишает меня всякой надежды, и я роняю дорожную сумку на пол. Именно он написал мне, что Фрэнсис заболел лагерным тифом. – Дороги из Оксфорда затопило. Если бы не это, я бы приехал раньше…
– Даже к лучшему, что вы задержались, – бормочет он. – Вы бы его не узнали.
Стивенс дрожит и одергивает свою ливрею. Он замерз, а я устал после целого дня в пути, но ни один из нас не предлагает другому пройти в дом. Вот что такое смерть. Натянутые приветствия и любезности, которые не слишком помогают в том, чтобы скрыть правду: Фрэнсис умер. Мой брат умер.
Поморщившись, Стивенс проводит меня через серебряную подкову, прибитую к порогу: средство борьбы с магией, которое, как считается, не позволяет ведьмам войти внутрь. Подобные зрелища были редкостью, когда на лондонском троне восседал король Карл. Большинство английских ведьм были казнены во время правления его отца, короля Якова. Но война довела людей до отчаяния, и газеты пестрят заметками о людях, продавших душу дьяволу в обмен на магические способности.
Все блестящие поверхности в коридоре дома занавешены черным шелком. Уезжая в Оксфорд в прошлом году, чтобы продолжить там свою учебу, я даже не предполагал, что когда-нибудь вернусь. Король Карл покинул Лондон после неудачной попытки арестовать за государственную измену своих самых ярых критиков из Палаты Общин. За три года, прошедших под его правлением, его штаб-квартира в Оксфорде превратилась в дворцовые руины, наводненные нечистотами и заполненные солдатами, придворными и смертью. Несмотря на это, я не скучал по дому. Но вот я снова здесь, в его полумраке.
Я выпрямляю спину, внезапно осознавая, что мне следует нести себя с достоинством в доме, где я провел большую часть жизни, прячась в тени. Явно удовлетворенный этим зрелищем, Стивенс поднимается по винтовой лестнице.
Сладкий, приторный запах, висящий в воздухе, липнет ко мне, словно мед, и тянет меня в гостиную. Отец и его жена, миссис Софи Пирс, сидят друг напротив друга, склонив головы над его величайшим достижением, лежащим теперь между ними. Я подхожу к своему брату, которому всегда будет семнадцать. Увенчанный гиацинтами, он лежит в гробу из темного вяза. Несмотря на холод, пощипывающий мою кожу, словно ледяной сквозняк, воздух пропитан его разложением. Приподняв голову, я моргаю, глядя на свет, и отец, отмечая мое присутствие, бросает на меня короткий взгляд.
