В городе, где кирпичи помнят старину, а фонари шепчутся с луной, жил-был человек по имени Григорий. Не князь, не купец, а мастер по таинственным сетям, что опутали мир невидимыми нитями. Жизнь его была серой, как экран потухшего окошка, а душа – натянутой, как струна. Однажды, чиня шумящий ящик с огненными жилками, стоявший рядом с бабушкиным наследием – фигурками котов из камня и дерева, что хранили тишину веков, – его коснулась молния из глубин мира. Искра! Грохот! Тьма…
А очнулся Григорий… иным. Легким, звонким, окутанным в рыжую шубку, под холодным дождем в чужом дворе. Мир обрушился на него: запахи стали острыми ножами, звуки – громом в ушах, а краски поблекли, будто вылиняли. Он был кот. Бездомный, тощий кот по кличке Рыжик. Голод и холод сковали его, как цепи.
Первая охота за небесным гонцом-голубем обернулась посмешищем. И тогда явился Он – Владыка этих камней и помоев, кот огромный, черный, как ночь без звезд, с глазами – углями. Барсик Первый Клык. Чужая душа, запертая в зверином обличье, резанула слух тирану. Жалкие попытки Рыжика говорить по-человечьи – мяуканье да странные жесты – лишь разъярили Владыку. Когти, зубы, боль… и изгнание за пределы знакомого мира.
Скитался Рыжик по краю бытия, среди ржавых тайн и шепота ветра, пока не набрел на Пепельницу. Старая, хромая кошка, глаза ее светились тихим знанием, как тлеющие угли. Она жила среди таких же, как она – Изгоев, отвергнутых Мурлоком, тайным царством уличных котов, что жило по своим древним Заветам Хвоста и Уса.
Пепельница стала его путеводной звездой в этом новом, диком мире. Она открыла ему глаза: на язык меток, что красят заборы тайными письменами; на язык тела, где взмах хвоста – целая повесть; на кланы, делившие город невидимыми границами. И на чудеса… Она рассказала о Тенях-Проводниках, что на заре и закате указывают путь страждущим; о Шепоте Ветра, что приносит вести из дальних краев и из глубин человечьих домов. И шепнула древнюю, как сам город, легенду о Статуэтках – каменных и деревянных котах, разбросанных по закоулкам. Говорили, они хранят силу Великого Кота, связующую миры, и могут открывать окна в иные времена тому, кто коснется их с чистым сердцем… или с великой тоской.
