Я стою, опершись руками на раковину, и смотрю на своё лицо, выглядывающее из глубины затемнённого зеркала. Короткая стрижка, не требующая расчёски, глаза ярко-медового цвета, нос с небольшой горбинкой, слегка впалые щёки… Лицо, как лицо, не лучше и не хуже сотен таких же, отражающихся этим утром в зеркалах просыпающегося города.
Капля воды медленно соскальзывает со лба, проползает по виску, по только что выбритой щеке, непонятным образом сворачивает на подбородок и уже с него слетает вниз, смешиваясь на чёрной глянцевой поверхности со своими клонами. А потом они все вместе пропадают в бесконечной глубине канализационного стока.
– Всё заканчивает своё существование в одном месте, – пробормотал я.
Прикрыл глаза, закусил губу и несколько раз глубоко вздохнул, следуя совету неизвестного психолога, который когда-то вычитал в ленте. Этот балабол обещал, что всего три вздоха и взгляд внутрь себя смогут помочь в любой ситуации. Но, то ли советы были дерьмовые, то ли я неправильно в себя посмотрел, без прищура, наверное, – меня не отпустило. Желание со всей дури удариться грёбаным лбом о грёбаное зеркало и забыться грёбаным сном никуда не пропало.
Я снова смотрю в свои глаза и привычно не вижу в них ничего, кроме цвета. Ни мысли, ни желания, ни боли.
Внезапно для меня самого губы расплываются в энергичной улыбке, одной из тех, что я всегда надевал, когда переступал порог своей квартиры. В арсенале имеются ещё скупая, сдержанная, мимолётная и ещё несколько других улыбок на самые разные случаи жизни. Все они выходят просто замечательно, так что никто не может уличить меня в фальши – для этого надо заглянуть в глаза больше, чем на пару секунд и слегка напрячься, на что ни у кого нет ни времени, ни потребности. И это меня вполне устраивает. Но моя самая большая гордость: улыбка искренняя. В своё время она проходила проверку душещипательными беседами глаза в глаза и даже имеет дополнительную функцию «сквозь слёзы».
Улыбка исчезает. Опять появляется. Снова исчезает. Будто кто-то нажимает на выключатель.
– Начинается ещё один замечательный день, Лёха, – сообщил я своему отражению. – Такой же, как был вчера. Такой же, как будет завтра. Но я его проживу, хотя ей богу, не понимаю, на хрена… «Ночь, улица, фонарь, аптека, Бессмысленный и тусклый свет, Живи ещё хоть четверть века – всё будет так…». Н-да…
Челюсти свело, и сквозь сжатые зубы вырвался придушенный крик-стон:
– Господи, сделай уже что-нибудь со мной! Ты же видишь – я слаб… Или не Господи…
Глаза закрылись, по щеке покатилась ещё одна капля, добежала до губ, я машинально смахнул её языком… Солёная…
