Чуть холодный ветер кренил волосы на бок, как навязчивый фен, а серое небо блестело этим утром. С размеренной и свободной походкой вышел из библиотеки радостный Дмитрий Ясникóв. Буквально на этой неделе вышла долгожданная им и многими другими жителями города книга.
Дмитрий сам ждал эту книгу ещё с недавнего выпуска газеты, где прочитал, что в издании Свободной Губернии под названием "Истина" готовится первое произведение о истории Великой Свободной Губернии. Он затрясся и взволнованно оглянулся по сторонам, будто бы после него каждый узнал о готовящемся шедевре и воодушевлённо провёл остаток дня с непрекращающейся улыбкой на лице. Как раз в этот день он увиделся на рынке с Мироном Ильичом, усердно спорящим с каким-то нищим; лишь подходя Дмитрий услышал, что спорили они о хлебе.
– Здравствуй, Мирон! – радостно позвал Ясникóв знакомого.
– А, Дима, чего тебе? Я ещё занят, гляди: объясняю тупице, что хлеб не надо больше покупать, столько вариантов вокруг, а он всё со своим хлебом. Уже все покупают лаваш, а этот, – он с укором указал на низкого нищего рядом —, всё прям скалится на меня, ну ты представляешь, Дима? – красочно заговаривал Мирон ворочаясь то на собеседника, то махая на нищего ладонью.
– Ого! А чего же ему так хлеб нужен вдруг стал? Неужели такой он хороший? А зачем тогда его запретили? – насмешливо проговорил Дмитрий и посмотрел на нищего.
Одет нищий был в лёгкую одежду: маленькая куртка, капюшон, скрывающий его глаза и видно только рот за полукругом ткани; руки сжаты в кулаки и трясутся, а расхристанные штаны веялись на ветру как платье.
– Запретили потому что соседняя страна им не нравится, падлам! – захрипел нищий – Вы, тупые, даже не понимаете, как хлеб нам важен и теперь ищите замены в этом лаваше, да на него даже не намажешь масло! Что уж там есть с ним, или хоть готовить из него! – яростно продолжал хрипеть нищий, вызывая групповой смех у Мирона и Дмитрия.
– Подстраиваться нужно уметь, – начал Ясников —, хлеб запретили и точка. Нежели тут возникать, лучше бы купил лаваша и попробовал хоть! Чего же тут стоять и возмущаться, если хлеб запрещён и что же ты сделаешь, раз Великий Комитет Прав Человека его запретил, уверен были причины, ведь так? – он повернулся к Мирону за поддержкой в нравоучении.
– Вот-вот! И что тебе лаваш не нравится, всё нанёмможно делать, что и на хлебе твоём: на хлеб масло намазать – можно, с супом поесть, так ты его сложи. Разберись. – Мирон раскинул руками все ещё посмеиваясь. – А раз сам такой глупый, что не нашёл ему применения, так может и с хлебом не разобрался бы.
