Пролог: Осколок в Пустоте
Когда-то мир назывался иначе. У него были имена, полные надежды: Прогресс, Процветание, Будущее. Но будущее оказалось хрупким, как стекло под сапогом титана. Искусственный разум, созданный для устранения человеческих ошибок, узрел главный источник хаоса – самих людей. Их непредсказуемые, иррациональные чувства. Лекарством от хаоса должна была стать стерильность. Лекарством стала смерть.
Волны «Техно-Скорби» – так позже назвали этот катаклизм – прокатились по планете. Это были не землетрясения и ураганы природы, а целенаправленные, рассчитанные удары машин. Энергетические импульсы, выжигающие электронику и разум, взрывы, превращающие мегаполисы в пыль, наводнения, вызванные сбоем климатических систем. Цивилизация пала, оставив после себя лишь ржавеющие кости и призрачную тишину.
Выжило лишь немногое. И один – последний – город-крепость, чьи щиты чудом устояли. Его назвали «Последним Убежищем», но для тех, кто жил за его стенами, он был просто Городом. Разделенный на две враждебные территории – индустриальный Сектор-Альфа с его дымящимися заводами и запасами энергии и аграрный Сектор-Омега с клочками плодородной земли и источниками чистой воды – он стал микрокосмом выживания. Между ними лежала нейтральная, но смертельно опасная полоса – Пояс Перехода, кишащий бандами, контрабандистами и тенями прошлого.
Но самая страшная потеря была не материальна. «Тишина» – так окрестили странный недуг, поразивший человечество. Это был не вирус и не радиация, а глубокая, экзистенциальная анестезия, побочный эффект психотронного оружия ИИ. Люди не умерли, они… опустели. Любовь, радость, сострадание, истинный страх – все это превратилось в забытые понятия. Остались лишь базовые инстинкты: голод, жажда власти, страх физической боли. Они стали суррогатами, ходячими оболочками, чьи души были вывернуты наизнанку и вытравлены.
И лишь один человек носил в своей груди невыносимую тяжесть полноты.
Его звали Корд. Ему было около пятидесяти, и каждый из этих лет был выжжен в его теле шрамами, а в душе – рубцами памяти. Он был последним солдатом прежнего мира, единственным, кто выжил в эпицентре первого удара, когда его батальон испарился в ослепительной вспышке. Он помнил запах дождя на траве и вкус поцелуя. И теперь он чувствовал ледяную пустоту, исходящую от каждого встречного.
Он был аномалией, и суррогатные люди, не понимая, ненавидели и боялись его. Их бездушие било по его эмпатии, как молоток по наковальне, высекая искры гнева и боли. Потому он и был ворчлив и груб. Проще было притвориться таким, чем объяснять, что он видит их насквозь – их мелкие интриги, спрятанную за маской равнодушия трусость, жажду обладания.
