Дождь лил 40 дней, и он был нескончаем.
Все эти дни Ной сидел у окна и смотрел, как вода заливает землю.
Земля набухала, опьяненная влагой, и не было у нее больше сил пить, а вода все лилась и лилась в ее утомленную утробу, и казалось, что так будет вечно.
Ною было скучно. Друзья-мальчишки попрятались по домам, и так же, как он, сидели у окна, наблюдая за наводнением. Кто-то читал, кто-то плакал, а кто просто писал стихи, полные воды и мути. Все скучали по лету.
Ной был отмечен солнцем. У него были огненные волосы, и веснушки рыжими пятнышками разбежались по всему телу. Он любил рисовать птиц в тетрадках, и те летали там разноцветными вихрями, словно пытались вырваться из разлинованных в мелкую клетку страниц.
– Скажи мне, папа, – сказал Ной, – почему за окном столько дождя?
Папа Ноя был седым и старым, и он знал все – так казалось Ною. Ной думал, что в седине есть какой-то фермент, отвечающий за мысли, – что-то похожее говорили ему в школе, да он не понял.
– Дождь льет, потому что стихийное бедствие, – ответил папа. Он читал книгу с голубем на обложке.
– А стихийное бедствие – это плохо, или бывает хуже? – спросил Ной.
– Бывает и хуже, – ответил папа.
– Папа, а что такое «каждой твари по паре»? Бабушка что-то сегодня ворчала об этом.
– Каждой твари по паре? Ммм. Ну, это значит, что вдвоем быть лучше, чем одному.
– А мы с тобой вдвоем?
– Да.
– И мама тоже с нами вдвоем?
– Мы все – семья. Нас много, – ответил папа.
– Ясно, – сказал Ной.
А дождь все не кончался. Ной думал о лете.
Этим утром Жоржа будит радио-будильник. Он звенит, как непрошенный гость, долго, настойчиво и неумолимо, теребит его слух, как собака, изголодавшаяся по вниманию и костям. Жорж просыпается с отвращением, неохотно возвращаясь к действительности, которая ничуть не лучше мучающих его обычно кошмаров.
Каждое утро он открывает глаза с тягостным ощущением собственного бессилия перед наступающим днем. Он просыпается уже уставшим и никуда не годным, его терзают усталость в руках и ногах и знакомая боль в спине. Он лежит так очень долго с закрытыми глазами, мечтая распасться на атомы и раствориться в небытии. Ему кажется, что он упал с чудовищной высоты и разбился и теперь будет лежать так вечно, прикованный к постели, пока не умрет. Он дышит тяжело и слышит старческие хрипы в своей груди, которые говорят его опытному уху, что все еще хуже, чем он думал. Он стремительно мчится навстречу смерти. Как еще назвать старость, с которой не можешь смириться?
