В сорок пять ты не ягодка, ты крепкий орешек. Макадамия, без ключика не открыть, и ключик нужен особенный.
В сорок пять в цене безмятежность, легкий ветер с привкусом соли, брызги золота на темно-синей воде, наглые чайки, орущие что-то по-птичьи, вряд ли приличное. Многое пройдено, переосмыслено, жертвоприношения вычеркнуты из списка вместе с жадными до жертвенности людьми. Жизнь побила и покалечила, натыкала носом в дерьмо, поставила на ноги, научила справляться, подкинула пару джокеров, потребовала высокую цену.
Завершена демоверсия игры, «мои файлы» переименованы в «мои фейлы», нет иллюзий, что каждый встреченный навсегда, осмотрительность и недоверие возглавили перечень добродетелей, литры любовных слез выплеснуты без сожалений. Новости перестали быть актуальными, все, о чем не хочется вспоминать, переквалифицировано в жизненный опыт, коллекция воспоминаний бережно нанизана на прочную нить.
В сорок пять утомляют переживания, перепутанный ценник на кассе злит больше, чем пошедший налево муж. Нет сильным эмоциям, если захочется – есть триллеры, спортивные бары и рафтинг. А зареванная девчонка смешит – дурочка, побереги свои слезы для тех, кто сейчас тебе кажется вечным.
Ссору молодой пары слышала вся гостиница. Повод для срыва был у всех – мы застряли в трех километрах от родины, кто-то в компании гида, кто-то в составе измученной группы, кто-то безбашенными «дикарями». Я восприняла ураган как житейскую неприятность, прочие медленно закипали, в каждом номере хлипкого картонного муравейника назревал межличностный переворот.
Все вокруг пахло водорослями. Море грызло берег как бешеное, волокло на дно гостевые клетки с первой линии, перемалывало лежаки и торговые палатки, и синий брезент трепыхался на ветру, сигналя «держитесь в стороне от меня». Погранпереход закрыли прямо перед моим носом, я за огромные деньги отыскала пристанище в третьеразрядной гостиничке на второй линии, и море уже подбиралось ко мне, швыряло в окна соленую взвесь, проверяло на прочность.
– Можно я у вас посижу? – спросила девчонка, похожая на изнуренную панду. В свои двадцать лет с небольшим она успела взять кредит на модные губы, хотя, может, довольствовалась и недоучкой с плохо стерилизованным шприцем. Дешевая тушь растеклась по щекам, глаза воспалились, на скуле наливалась свежая ссадина.
В коридоре стояла тишина. Кавалер не заметил, что пташка уже улизнула, но все равно знал – ей некуда улетать.
– Здесь, разумеется, бесполезно привлекать твоего парня к ответственности, – сказала я, уходя от прямого ответа. Девчонка ждет, когда ухажер сменит гнев на милость и крик – на букет цветов, а я не люблю помогать тем, кто ищет не помощи, а утешения. – Но как только ты окажешься на нашей стороне, ты обратишься в полицию, верно? На погранпереходе обязательно есть и врач.
