Стук металла – первое, что доходит до слуха. Резкий, сухой, лишённый эха, будто стены шахты поглощают каждый звук, не позволяя ему жить дольше мгновения. Чувство – будто меня везут в ночном поезде: та же мерная вибрация под ногами, тот же холодный ветерок, гуляющий по кабине, хотя здесь нет ни окон, ни дверных щелей. Но это не поезд. Это лифт. И он тащит меня вниз, туда, где воздух становится тяжелее, чем мысли.
Когда движение наконец прекращается, тишина оказывается оглушительной. Двери разъезжаются в стороны с хрипом, похожим на выдох больной железной твари. Я делаю шаг наружу – неуверенно, словно переступаю черту, которую невозможно будет перейти обратно. За спиной сразу же раздаётся лязг: двери начинают закрываться, спеша, словно лифт боится задержаться рядом со мной.
Я оборачиваюсь.
Через узкую щель вижу как кабина начинает дрожать, словно колеблясь, а потом начинает подниматься вверх – всё быстрее и быстрее, будто стремится убежать к свету, к поверхности, туда, откуда я прибыл.
Я остаюсь один.
Лифт исчезает в темноте над головой, оставляя после себя только затихающий металлический звон, словно уходит не машина, а последний свидетель моего пути.
Когда лифт окончательно растворился в вышине, в черноте, словно его никогда и не существовало, я наконец позволил себе оглядеться.
Передо мной стояло… нечто, что язык отказывался назвать зданием. Оно выглядело так, будто кто-то не понимая, что такое дом, попытался слепить его из подручных кусков металла. Пять огромных листов – тусклых, помятых, с потёками ржавчины, будто их вытянули из тела давно умершего завода. Четыре образовывали стены, пятый служил крышей, слабо поблёскивая в свете от тусклых лампочек, которые находились по краям.
Слева торчала красная дверь, к которой вела короткая лестница из трёх ступеней, сделанных из того же металла, и каждая ступень тихо стонала, будто помнила, как по ней уже когда-то ходили.
Под ногами – шахтёрская порода. Грязь с вкраплениями мелких камней, влажная, холодная. Иногда нога проваливалась чуть глубже, и казалось, будто сама земля здесь мягкая, усталая.
Я сделал шаг вперёд – звук был таким же, как если бы наступил на сырое железо. И на миг мне показалось, что из-под земли, где-то совсем рядом, донёсся глухой, едва различимый отклик – будто кто-то тихо постучал в ответ.
Воздух здесь был плотным, влажным – он будто не хотел входить в лёгкие, сопротивлялся каждому вдоху. Я втянул его с усилием, чувствуя привкус ржавчины и чего-то минерального, едва уловимо сладковатого – как у воды, что слишком долго стояла в забытой цистерне.
