Рыбки и революция
Борис Крамар
Такая общая власть, которая была бы способна защищать людей от вторжения чужеземцев и от несправедливостей, причиняемых друг другу, и, таким образом, доставить им ту безопасность, при которой они могли бы кормиться от трудов рук своих и от плодов земли и жить в довольстве, может быть воздвигнута только одним путём, а именно путём сосредоточения всей власти и силы в одном человеке или в собрании людей, которое большинством голосов могло бы свести все воли граждан в единую волю.
Томас Гоббс. Левиафан
За окном Цистерны лежит бескрайнее звёздное небо. Мириады огоньков.
Лисситы мне рассказывали, что звёзды – это глаза наблюдающих за нами богов. Люди все самые страшные и стыдные дела стараются делать в темноте, но от наших создателей и покровителей нам не спрятаться. Падающие звёзды – боги, которым в происходящее хочется вмешаться. Звёзды затухающие – боги, которым представление надоедает.
С Цистерной всё наоборот. Глаза привыкают, иллюзия рассеивается, и ты понимаешь, что на самом деле внутри не просто мерцающие огоньки. Это рыбки. Сотни тысяч аллерских радужных аретт. У каждой на плавнике – по блестящей латунной кнопке. Кажется, эти насильно приколотые украшения их совсем не беспокоят. Ирма считает, что боль в плавниках они не чувствуют.
Это мы – их боги. По словам Ирмы, они не способны осознать наше присутствие.
Ирма Рётэс, создательница Левиафана, сейчас стоит позади меня. На стене перед ней – резная доска. Доску изготовила я; я назвала её Скрижалью, но вместо букв на ней сложные узоры. Сейчас пальцы Ирмы резво бегают по этим узорам, вбивают в них композицию.
Композиции ей пишет мой брат, Годдри. Он стоит рядом со мной. Мы пялимся в окошко. Рыбки неспешно плавают туда-сюда. Косяк кажется мне раздробленным на множество разрозненных стаек. В Цистерне они чувствуют себя в безопасности. Там никто и никогда не рыбачит. Там нет хищников.
Кроме тех, что создаёт Рётэс.
Я бросаю взгляд на Годдри. Он не отрывает глаз от рыб; они его пленили, он ими зачарован. Мне приходится осторожно потрепать его за плечо. В тусклом свете масляных ламп я вижу на его впалых щеках блестящие дорожки слёз. Сердце сжимается. Он плачет часто, по поводу и без, такой уж он, хрупкий, и с годами мне на его слёзы смотреть легче не становится.
– Ты готов?
Он кивает в ответ, потом делает шаг назад, ещё один, разворачивается и быстро взбегает вверх по лестнице. Проводив его взглядом, я подхожу к Рётэс. У неё на лбу блестят капельки пота. Она одной рукой водит по медным линиям, второй – достаёт шарик рилума и закидывает его в рот. Её зрачки расширяются. Я облизываюсь: тоже хочется.
