Вагон был почти пустой – на узких скамейках, набранных из деревянных дощечек, выкрашенных в легкомысленный травяной цвет, скамейках сидели всего трое – не считая самого Виллима. Фермер, крепкий мужчина лет сорока, с простецкой физиономией, в суконной шляпе зелёном жилете, застёгнутом поверх рубахи из грубого полотна – из рукавов высовываются корявые, широкие руки, тёмные от въевшейся в кожу земли. Под ногтями, потрескавшимися, неровными, жёлтыми, от табака, красовались траурные каёмки – интересно, подумал Виллим, он их вообще когда-нибудь чистит?
Сомнительно – ведь если постоянно копаешься в земле, то поневоле будет до маникюра. А вот у супруги фермера, дебелой, улыбчивой тётки в отделанном кружевной тесьмой платье и соломенной шляпке руки чистые, розовые, какие-то даже… молочные, что ли – словно она только делает, что возится со сливками и прочим творогом. Так, наверное, он и есть – север Побережья славился своими молочными стадами, и фермерская семейка наверняка направляется в столицу провинции, чтобы договориться о сбыте масла, сыра или что они там у себя производят…
Барон фон Дервиц, провожавший Виллима на вокзал (по такому случаю блестящий конногренадер облачился в штатское платье) упомянул, что по случаю войны поезда формируют не как положено, из классных вагонов, строго соблюдая пропорции, положенные для разных типов поездов – почтовых, скорых, пассажирский и прочих, – а из чего попало, что имелось в данный момент в наличии в вагонных депо. Вот и этот состав, обозначенный в расписании, как «почтовый», на треть был составлен из узких, открытых всем ветрам дачных вагончиков, до войны встречавшихся только на пригородных линиях. Имелись, правда, и другие, классные – хрусталь, бронза, бархат, полированное дорогое дерево скамеек, словом всё, что может скрасить время в пути для солидной, богатой публики. В один из таких фон Дервиц, и хотел его усадить Виллима, и даже купил билет, но молодой человек неожиданно для самого себя воспротивился – «мне нужно с прямо сейчас начинать привыкать к неудобствам, которые испытывают обычные люди!» – и теперь жалел о своём упрямстве. Открытый вагончик продувало насквозь, и юноша совсем было собрался надеть кожаную куртку (камердинер, упаковывавший его багаж, положил её на самый верх чемодана) – но сдержался. Если фермер, одетый ненамного основательнее его самого, терпит – то неужели уступит он, потомок многих поколений воспитанных на войне предков? Их изображали многочисленные картины – верхом, пешими, в окружении многочисленной свиты, сна палубах боевых кораблей, с падающими за спиной мачтами, но чаше всего верхом – на фоне гор и взятых штурмом крепостей, взмахами руки посылающих в бой солдат в высоких киверах, ощетинившихся штыками, в нарядной амуниции, усатых, как на подбор, высокорослых и широкоплечих – каким и подобает быть имперским гренадерам…
