1
Осень ворвалась быстро, сменив теплый сезон, пронзая холодом и обрушивая на Северный лес стаи дождей. Вечерами, когда солнце не поддерживало больше тепло, промозглый ветер пробирал до самого нутра.
Иногда еще можно было поймать останки былой погоды, но в тот вечер, когда Люмьер выскользнула из дома, жидкий сумрак с жадностью цеплялся в плащ, выпивая жар тела.
Тишина лесной тропинки настораживала – живое не может молчать. Под корнями и среди ветвей мерещились жуткие лица наин. Казалось, они метались во мраке, вонзая острые кошачьи когти глубоко под кору.
Люмьер быстро шагала по едва заметной тропке, сердце глупо подгоняло, будто любой миг промедления позволит лесным духам вцепиться ей в пятки.
Таверна на перекрестке казалась именно такой, какой ее себе представляла Люмьер. Спустившаяся ночь и прохлада, принесенная со стороны озера, очерчивали усталое, осевшее зданьице, желтыми окнами нагло вперившееся во тьму. От конюшни донеслась какая-то возня, скоро перебитая шумом из глубин таверны. Девушка плотнее запахнулась в плащ и коснулась отполированной множеством ладоней большой деревянной ручки.
Жизнь здесь, отрезанная стенами, кипела. Воздух же, пропитанный хмелем, табаком и терпкостью толпы, стоял недвижно.
В дальнем углу у стены пустовало место, к которому ночная странница проскользнула. Усевшись, она уже стала скучать по пронизывающему холоду леса. У стойки громоздилась толпа, так что пробиваться туда не было бы смысла, и успеха не принесло.
Девушка, никем не замеченная, острым взглядом впивалась в разношерстное собрание, перед ее застывшей фигуркой пили, ругались чужеродным говором и смеялись хриплым, громоздким смехом.
За столиком перед ней визжал старик, то схватывая, то снова бросая на стол потрепанную бумагу – его собеседники смеялись и кричали. Один из них яро что-то объяснял, и, будто для подтверждения своих слов, постоянно тыкал другого мужичка, – уже храпевшего и заваливавшегося под стол – на что тот только резче всхрапывал. Из-за чего старик с бумагой подпрыгивал, а стол сотрясался под взрывом грудного хохота. Застывший шум таверны окружал, близко, но на отдалении.
Девушка усмехнулась, собираясь поправить капюшон, и застыла. У всей этой вакханалии, ничего не касающейся и не видящей, был еще один наблюдатель. Черные глаза из тени смотрели прямо на нее. Затылок закололо. Девушка, сглотнув с трудом, перевела взгляд на компанию перед ней, стараясь расслабиться, но отвлечься не удалось. Она не решалась поднять голову и взглянуть в дальний угол, опасаясь снова натолкнуться на незнакомца. Ей все казалось, что черные глаза неотступно следят за ней.
