Дождь начинался с той мстительной аккуратностью, которая свойственна только осени в большом городе. Сначала редкие, жирные капли, оставлявшие темные пятна на асфальте, похожие на следы невидимых птиц. Потом их становилось больше, и вот уже монотонный шелест заполнил все пространство между высотками, превратив город в гигантский аквариум с мутными стеклами.
Артем шагал по почти пустынному тротуару, не ускоряя шага. Воротник тонкого шерстяного пальто был поднят, но от осенней сырости это не спасало. Он не бежал. Бежать было некуда. Дом – пустая двухкомнатная квартира в таком же безликом панельном доме – не манил. Он нес в себе лишь тишину, нарушаемую гулом холодильника, и остатки разочарования, еще не успевшие выветриться.
«Красавчик». Это слово он слышал сегодня вечером снова. От Оли, своей спутницы за ужином. Она сказала это с легкой, почти дежурной завистью в голосе, разглядывая его черты: правильный овал лица, темные, всегда будто немного удивленные глаза, которые многие принимали за признак романтичности (ошибаясь), губы, сложенные в полуулыбку даже в нейтральном состоянии. «Настоящий красавчик, тебе наверное, легко». Ему стало физически тошно от этой легкости. От ожиданий, которые на него возлагали одним лишь взглядом. От того, что за идеальной, как маска, внешностью никто не пытался разглядеть человека, который устал от этой маски. Ужин прошел гладко, вежливо и абсолютно пусто. Они расстались у метро с пониманием, что второго свидания не будет.
Он свернул в старый квартал, где новостройки соседствовали с обветшалыми кирпичными зданиями дореволюционной постройки. Здесь было тише. Фонари здесь горели не так ярко, а кое-где и вовсе были разбиты, оставляя островки тревожной темноты. Артем всегда находил в этих прогулках усталое умиротворение. Город ночью, лишенный своего дневного грохота и суеты, казался ему более честным.
Его аналитический ум, работавший как фоновая программа, бесстрастно констатировал: двадцать пять лет, стабильная, но неинтересная работа тестировщиком в IT-компании, круг общения, сузившийся до коллег и случайных, как сегодняшняя, спутниц. Никаких катастроф, никаких драм. Идиллия стабильного болота. Ему вдруг до боли захотелось чего-то настоящего. Не идеальной картинки, а живой, шершавой, может быть, даже опасной реальности. Ирония этой мысли заставила его горько усмехнуться.
