Глава
1
Понедельник,
на
котором
сломалась
Вселенная
Мир не кончился ни гулом сирен, ни вспышкой ядерного огня. Он умер тихо, под аккомпанемент назойливого стука дождя по подоконнику и душераздирающего воя кофеварки, которая уже третью неделю умоляла о чистке. Он умер, а я даже не заметила – была занята попытками заставить тостер не жевать хлеб, а поджаривать его.
Воздух дрожал. Не метафорически, а буквально. Он вибрировал, как нагретый асфальт в зной, только было холодно. От этого звенеть начали зубы. Я потрогала стену – она была ледяной и едва заметно пульсировала, словно живая. Или словно что-то живое билось под её поверхностью, пытаясь вырваться.
Я видела пустоту. Проплешины в реальности. Маленькие, с ладонь, чёрные дыры в воздухе, которые впитывали свет, звук, даже запах. Они плавали по комнате, как масляные пятна на воде, и никто, кроме меня, не замечал их. Психиатр выписал таблетки и посоветовал меньше работать. А я просто перестала о них говорить. Но они не исчезли. Они росли.
Воздух на кухне треснул. Не со звуком, а с ощущением – будто кто-то надломил хребет самой тишине. Тишина распалась надвое, и из разлома хлынул ветер. Он пах озоном после грозы, жжёным сахаром и чем-то древним, пыльным, бесконечно чужим. Из щели посыпались искры цвета, которого нет в радуге – цвета, от которого сводило скулы и хотелось зажмуриться.
И тогда я услышала голос сквозь статику, сквозь шум, похожий на помехи между мирами:
«…не может продолжаться… нашли тебя… беги…»
Из разлома вывалилась фигура. Мужчина. Без сознания. На его виске мерцал участок кожи, распадавшийся на пиксели – глитч, который показывал то узор вен, то переплетение микросхем, то нечто вроде древних рун. Его одежда была ни тканью, ни металлом – что-то среднее, струящееся и твёрдое одновременно.
Я осторожно приподняла его и потащила на диван, прикрыв пледом с уродливыми оленями, который связала моя бабушка. Ткань пледа на мгновение показалась чуждой, будто и она не желала касаться этого существа. Когда его глаза открылись, я увидела золотые зрачки, полные ужаса и боли – и ещё чего-то, чего не могла назвать. Возраста. Бесконечного, нечеловеческого возраста.
Его ледяные пальцы вцепились мне в запястье с силой, от которой кости затрещали.
– Они идут, – прохрипел он, его голос был поломанным радиоприёмником, сквозь который доносились отголоски чужих голосов, чужих языков. – Они найдут эхо. Найдут тебя. Спасай… спасай нас… всех…
Потом его взгляд внезапно прояснился, стал почти человеческим – и в нём было ещё страшнее. Он посмотрел прямо на меня, будто видел сквозь кожу, сквозь время, сквозь саму ткань бытия.
