В детстве мне снился один сон. Он был из тех, что откладывается где-то в подсознании, словно личинка, а потом тихонько и незаметно прогрызает его изнутри, являясь случайным воспоминанием в сознательном возрасте. Это что-то вроде отдаленного эха вне времени и пространства. Ты кричишь в пустоту: «Ау!». И прежде чем ты не узнаешь звука своего голоса, забудешь о том, что вообще когда-то кричал, пройдет много лет и все поменяется. Ты, безусловно, станешь другим, что-то осознаешь, а что-то нет, где-то будешь считать по-другому, и может, даже покрасишь волосы.
И в один момент тебя поразит это неуловимое, но значимое изменение, словно кровь в твоем теле начинает течь в другом направлении. Ты остолбенеешь, насторожишься, услышишь далекое и потерянное «Ау!», но уже ничего не поймешь. Кровь так и будет течь как попало, и все будет кричать о чем-то, чего ты не видишь в упор. Едва заметный шлейф. Не более, чем просто предчувствие. Всего лишь полувоспоминание-полувыдумка, и оба этих слова будут идти плечом к плечу, уже неотличимые друг от друга, словно черное и белое. Где начиналось одно, заканчивалось другое. И наоборот. Этот привкус то ли обмана, то ли вмиг открывшейся правды будет лежать налетом где-то внутри, пока его не потревожишь, как не потревожишь корку на затянувшейся ране.
Снилась мне обычная комната, вроде бы, похожа на детскую. Сквозь сон я могла чувствовать странный запах, не поддающийся никаким описаниям. Он был какой-то нежилой, совершенно пластмассовый и угловатый, словно ничего, кроме предметов, в эту комнату никогда не попадало, и этот воздух, высасывающий сам себя, мертвым столбом стоял посередине комнаты начиная со дня сотворения мира. Но при этом он был не затхлым. Пахло новым деревом, новой пластмассой и пластиком, краской, отдушками и какими-то химикатами. Тем не менее, ощущение, что все здесь существует если не вечность, то чуть поменьше, никак не хотело меня покидать. Несмотря на запах, ничто здесь не выглядело новым и оно таким не было.
Здесь были синие обои в полоску и низкий потолок. Кровать по центру. По бокам от нее две симметричные тумбочки из светлого дерева. На каждой по страшненькому торшеру, ткань которых была запачкана жирными пятнами. Где-то в сторонке россыпь пластмассовых игрушек, а в углу между стеной и дверью прячется туалетный столик с полукруглым пластиковым зеркалом. Вся действительность, которую оно отражало, то плыла, то гнулась, то съеживалась, то раздувалась.
