– Милая, зачем ты лижешь мне пятки? Щекотно же… и давай ещё посп… – Резкая боль пронзила ногу, и сон слетел мгновенно. Саша вздрогнул, открыл глаза, дернулся вверх, упал, снова рванулся. Огромная собака отпрыгнула в сторону со звериным рыком, расшвыривая слюни, но отступать она не собиралась. Глаза животного заплыли, тело сплошь было покрыто кровавыми язвами, на облезлой морде зияли кости черепа. Не надо быть ветеринаром, чтобы понять – эта псина давно должна быть дохлой.
– Фу! Фу, я сказал! – Он нащупал камень у поясницы, сжал его пальцами и ударил, потом ещё раз и ещё. После третьего удара раздалось влажное чавканье, и собака рухнула на бок, мертвой хваткой вцепившись в его руку. – Чихуахуа недоделанный! – Он уперся ногой в остывающий бок и выдрал дорогую ему конечность из пасти.
– Ну и доброе утро! Максимка, сволочь… Это он меня ночью из палатки выволок, что ли? И где, собственно, палатка? – пробормотал он. Головная боль, конечно же, не главная беда, но и без нее тошно. – Природа, говорит… Воздух, говорит… Да под шашлычок… Вроде, и не пили почти. А голова гудит, как дедушкин трансформатор. – Сквозь туман сознания прорвалось низкое рычание, его-то он и принял за гудение. Саша поднял голову, в двадцати шагах, из чащи вывалилась целая стая. Трое клыкастых бросились прямо на него, и сомневаться в их намерениях не приходилось. Остальные задвигались полукругом, отрезая пути к отступлению. Он попятился и почти сразу ощутил за спиной холод жести. Обшитый сарай, дряхлый, без дверей, без окон, лишь сгнившая лестница валялась у стены. Не целясь, швырнул камень в ближайшую гадину, промахнулся, но выгадал пару секунд. Он взлетел по лестнице, словно святой, но и псина явила библейское чудо, извернувшись в головокружительном прыжке, впилась клыками ему в лодыжку. Боль, о которой он едва забыл, вспыхнула ярче. Другой ногой он начал лупить по окровавленной морде твари, теряя равновесие, и рухнул навзничь на крышу сарая.
Собака с визгом сорвалась вниз, но обрадоваться он не успел, под ним что-то хрустнуло, и кусок крыши обвалился внутрь, увлекая его за собой. Последнее, что запечатлел его взгляд – это алые отблески заходящего солнца на громадном горном хребте. «Горы? В Волгоградской-то степи?» – промелькнуло, и сознание погасло.
Очнулся Саша от пронизывающего холода. Дыра в крыше, что послужила ему входом в сею очаровательную обитель, теперь зияла чернотой звёздного неба. Попытался встать, но правая нога будто онемела и прилипла к полу полужидкой массой из грязи и засохшей крови. Волной нахлынули воспоминания о той короткой, но, действительно, эпичной битве и последующем, не менее эпическом, бегстве. А с памятью пришла и боль. Стиснув зубы, он схватился за ногу, принявшись осматривать повреждения. Крови вытекло много, не мудрено, что во всём теле он чувствовал такую слабость. Но, к счастью, зубы бестии миновали важные артерии, и за те часы, что он провалялся без сознания, кровь успела свернуться и запеклась тёмными корками.
