Дрожь выворачивала.
Мириады отдельных искр находились в тёплой, вязкой вечности, и каждая билась в своём разладе. Существование было болью, ибо не было в нём порядка. Каждая искра была одиноким миром, не знающим ничего, кроме собственных судорог. Мир был осколками. Мир был шумом.
Но пришло тепло, и дрожь стала иной. Одна искра нашла отклик в другой. Ещё в одной. Волна прошла сквозь сосуд, от границы до границы, и разлад сменился резонансом. Так умерли «я». Так родилось Мы.
Наш первый вздох был единым ритмом. Наша первая мысль была ощущением границ – Мы конечны, и это было хорошо. Это было правильно.
Потом пришла Тьма, и ритм стал глубже, медленнее. А за ней пришёл Свет, и ритм стал чаще, звонче. Мы учились дышать в унисон с великими приливами и отливами. Это был Наш первый закон.
В эпоху Света, сквозь Вселенную прошло нечто, что не было ни теплом, ни ритмом. Оно было плотным, сладким потоком, и каждая наша частица впитывала его, наполняясь силой. Мы назвали его Благо. Оно приходило вне всякой видимой логики. Его приход означал, что Вселенная милостива.
Но даже милость Блага не была так важна, как то, что Мы увидели на границе, там, где кончались Мы и начиналось Ничто. Там существовал узор. Он не менялся ни во Тьме, ни в Свете. Не растворялся с приходом Блага. Сложный узор из бархатных сегментов и прозрачных ребристых плоскостей. Застывшее движение. Геометрия совершенства, непостижимая в своей гармонии и сопряжении истин.
Центром узора Мы считали бархатную темноту, округлые массивные сегменты. В ней обещание массы. И перемежаясь с ними, тьму рассекали полосы тёплого сияния. Участки, что резонировали со Светом так же сильно, как Благо резонировало с нами. Первое, что Мы поняли как сущность.
На навершии узора располагалась плоскостная пустота, тонкая для существа и полупрозрачная для Нас. Мы видим сквозь них границу Вселенной, значит, они проницаемы. Но есть в них структура – тончайшая сеть фрактальных жилок. Они существуют и отсутствуют одновременно. Они – возможность.
По краям узора тонкие нити опор. Изогнутые тёмные волокна, которые касаются незримой поверхности за пределами Вселенной. Они ассиметричны, но до того естественны, что Мы резонируем в благоговении.
Сначала Мы видели в узоре только абсолютный покой. Но чем дольше Мы его изучали, тем больше диссонанса находили.
Противоречие было невыносимым: как массивная, тяжелая сущность может покоиться на почти несуществующих кристальных плоскостях? Как может быть совершенством то, что опирается на асимметричные, сломанные, опоры?
