Тишина бывает разной. Та, что опустилась на город после битвы с Логосом, была звенящей. Не покоем – затишьем. Марк стоял у того самого места, где стена когда-то породила Тень. Теперь здесь был лишь гладкий гипсокартон, но память о пульсирующей пустоте жгла его изнутри. Они победили богов, переписавших реальность. Что может быть страшнее? Ответ пришел не из потустороннего мира, а из самого обычного – из мира людей. Сначала пришло письмо. Бумажное, с гербовой печатью Городского Аппарата Жилищного Учета. Марк машинально разорвал конверт. Внутри был не долг, не уведомление. Был Отказ.
Единой фразой, отпечатанной казенным шрифтом, некое Бюро Регламента извещало его, что его заявление о… Марк перечитал еще раз. Он не подавал никаких заявлений. Суть была стерта, осталась лишь форма – безупречная, ледяная, неоспоримая. В удовлетворении ходатайства отказано на основании п. 7, ст. 4, Регламента Системы. Решение окончательно и обжалованию не подлежит. И в тот же миг он это почувствовал. Не боль, не гнев. Нечто иное. Тонкую, невидимую нить, которая протянулась от бумаги к его груди и… затянулась. Словно удавка. Это была не физическая петля. Это была петля безразличия. Апатия, тяжелая и густая, как мазут, поползла по венам. Рука сама разжалась, и письмо полетело в мусорную корзину. Да и хрен с ним – пронеслось в голове обрывком чужой, навязанной мысли.
Марк вздрогнул и отшатнулся. Он был Проводником. Связью. Его воля была его оружием. А только что что-то… отключило его волю. Подменило ее. На короткий миг он перестал быть собой и стал тем, кому всё равно.
Из соседней комнаты донесся сдавленный стон Лики. Марк влетел в гостиную. Она сидела на полу, обняв колени, и тряслась.
– Что случилось? – бросился он к ней.
– Не знаю… – ее голос был прерывист. – В голову полезло… как будто все бессмысленно. Что бороться бесполезно. Что нужно просто… смириться.
Она посмотрела на него, и в ее глазах, всегда таких живых и ясных, Марк увидел ту самую мертвую пелену, что только что едва не накрыла его самого.
– Это не мои мысли, Марк! – выдохнула она. – Их в меня вложили.
В этот момент с диким треском взорвался экран телевизора. Не от перепада напряжения. Он расплылся, как будто его стерли ластиком, оставив после себя лишь матово-белое пятно на стене.