Книга I. Преддверие Хаоса: Сигнал из Ниоткуда
Глава 1
Свет в зале заседаний Этического Комитета был холодным, безжалостным, как свет в операционной. Он выхватывал из полумрака лица, искаженные скепсисом и сдержанным страхом. Воздух гудел от тихого гнева и непроизнесенных обвинений.
Доктор Арлин Шоу стояла перед ними одна. Небольшая, прямая как струна фигура в темном костюме, ее седые пряди были убраны в безупречный узел. Она не просила, не умоляла. Она излагала факты. Ее голос, низкий и ровный, был скальпелем, рассекающим воздух.
«Ваши возражения основаны на страхе перед неизвестным, – говорила она, и ее серые глаза медленно скользили по лицам членов комитета. – Это понятно. Но ваша позиция основана на парадоксе. Вы утверждаете, что не имеем права что-либо менять, потому что не можем предсказать последствий. Но именно наше нынешнее бездействие – это и есть самый страшный, и главное, окончательный прогноз. Прогноз на небытие. Мы не просто имеем право попытаться. Мы обязаны это сделать. Молчание – это не нейтральная позиция. Это соучастие в приговоре».
Один из старейшин, профессор Вандервейл, откашлялся. Его лицо было благосклонной маской поверх стального неприятия.
«Дорогая Арлин, мы все восхищаемся твоим интеллектом. Но вы говорите о переписывании законов мироздания, как о редактировании черновика. Вы предлагаете нам подписать чек на… на все, основываясь на теории, которую не можете доказать, и на аномалии, которую не можете полностью объяснить».
Арлин не дрогнула. Где-то глубоко внутри, в том месте, которое когда-то могло чувствовать боль, шевельнулся холодный червь ярости. Они называют это «черновиком». Они не понимают. Они никогда не поймут.
«Объяснение – это последовательность логических шагов, профессор. Доказательство – это воспроизводимый результат. У нас нет на это миллиардов лет. У нас есть только данные. И данные говорят, что кто-то или что-то уже делало это до нас. Мы нашли не «черновик». Мы нашли следы отладки. Игнорировать их – все равно что найти инструкцию по выживанию в пещере и отказаться ее читать, потому что бумага выглядит подозрительно».
Она сделала паузу, позволив тишине взять свое. В этой тишине звучало эхо старой боли, голос человека, который уже однажды проигнорировал «подозрительную бумагу» с ее расчетами.
«Вы боитесь ответственности за изменение. Я принимаю на себя ответственность за бездействие. Весь вопрос в том, чья ответственность окажется тяжелее».
Ее последняя фраза повисла в воздухе, тяжелая и безвозвратная, как приговор. Она уже знала, что победила. Не потому, что убедила их. А потому, что ее уверенность была страшнее их страха. Они дадут добро. Не из надежды, а, чтобы на них самих не легла эта неподъемная тяжесть решения.
