Холод пробирал до костей. Промозглая ноябрьская сырость забиралась под одежду, заставляя плотнее запахивать кафтан и пододвигаться ближе к огню. Дрова в камине были отборные, горели жарко, но даже очаг не помогал согреться. «Ничего себе маг» – подумал старик, что сидел в кресле перед камином, – «Мерзну как самый последний нищий». Но даже маги не властны над временем, а старость – это старость даже для мага, когда от холода подступающей смерти не спасут ни огонь, ни заклинания, ни вино, ни даже тепло женского тела.
Он спрятал мерзнущие руки в обшитые мехом рукава, так стало чуточку теплее. Мысли текли вялые, неторопливые, видимо им тоже было холодно. Два дня назад ручной ворон принес на окно перстень из меди со вставками из гематита. На буровато-красном камне была вырезана одна, только одна руна: Соулу. Это значит очень много, это значит то, что умер последний из собратьев по ремеслу, и Гистольф из Нигдебурга остался единственным магом на весь населенный мир. «Да, более трех веков прошло от разгрома Школы, а магов больше нет, и не будет больше. Как быстро мы вымерли. Новых магов не подготовить без Школы, а возродить ее так и не удалось. И все дело в том, что мы, выжившие, не смогли договориться. Жаль».
Осторожный стук в дверь прервал размышления. Маг поднял голову, спросил вяло:
– Входи, Астольф. Что там?
– Господин маг, к вам бургомистр.
– Поставь еще кресло к очагу и пригласи его сюда, – Гистольф закрыл глаза, пытаясь расслабиться. Слышно было, как сопит слуга, передвигая кресло. «Сто пятьдесят лет живу я здесь. Городовой маг. Пережил двенадцать бургомистров в вольном городе Нигдебурге. Этот – тринадцатый. Чего он хочет? Зима еще не началась, о море и болезнях нет слухов. Может нашествие грызунов?». Послышались шаги, тяжелые шаги грузного, солидного человека. Маг открыл глаза.
Конец ознакомительного фрагмента.
