На очередной воздушной яме самовозка проскребла днищем по камням, и я окончательно открыла глаза. Заснуть не удалось ни на минуту. На нормальной планете ржавую посудину, на которой я и четверо моих попутчиков тащились от космодрома к столице, давно переплавили бы на что-нибудь полезное. Увидев ее на стоянке роверов, я поинтересовалась, способна ли она вообще сдвинуться с места. «Чего-чего, а этого у нее не отнимешь», – невозмутимо ответил диспетчер и списал с моей карты нехилую сумму за проезд.
Я выглянула в панорамный иллюминатор. Два солнца – алое и синее – окрашивали пустыню вокруг в густой фиолетовый цвет. То тут, то там песок закипал и в небо ввинчивались багровые смерчи. Небольшие, высотой с двенадцатиэтажку. Отец уверял, что они не опасны и что местные роверы справляются с ними даже при попадании в эпицентр. Ага, так я и поверила. Не самовозка, а просто милый домик Элли. Взлетим здесь и мирно приземлимся прямо на дорогу из желтого кирпича у папиного бунгало. Только моему отцу могла прийти в голову идея отпраздновать свой юбилей в этом диком месте. Экзотики ему, видите ли, не хватает. Это ему-то!
Заметив, что я бодрствую, мои спутники оживились. Сидевший в дальнем правом углу молодой рыжий землянин одарил меня белозубой улыбкой от уха до уха. Все скалится, гад. Все ему смешно. Взбесившись, я круто развернулась к пассажиру, что сидел слева. Не знаю, из какого он был созвездия, но выглядел славно: вытаращенные глаза, вытянутое туловище в форме розового огурца, вместо рук – десять отростков с присосками. Четыре отростка приветливо мне помахивали, остальные ловко очищали от кожицы незнакомый фрукт. Кожица напоминала пузырчатую пленку для упаковывания. При неосторожном нажатии пузыри лопались, наполняя самовозку ароматом ванильного мороженого.
Разделав фрукт на дольки, самую большую «огурец» с поклоном протянул мне. Сидевший прямо напротив меня землянин в строгом костюме и галстуке от своей порции отказался, и рыжий сожрал две. На четвертого моего спутника, ярко выраженного уроженца Кассиопеи, угощенье подействовало странным образом, наверно, из-за аллергии на ваниль. Сначала он надолго прилип к иллюминатору, вглядываясь в ландшафт и нервно подсчитывая что-то на калькуляторе. Потом тяжело вздохнул, свернулся трубочкой и заявил, что трястись нам еще три часа, и, чтобы время не тянулось слишком медленно, он обучит нас хоровым песням его любимой родины. После чего замахал перед нами невесть откуда взявшейся дирижерской палочкой.
Землянин в галстуке закатил глаза. Рыжий хохотнул. «Огурец» прошептал: «О, только не это». Похоже, ему были знакомы как хоровые песни кассиопейцев, так и их настойчивость в достижении цели. В самовозке воцарилось напряженное молчание.
