Макао, 1888 год
Воздух в верхней галерее «Золотого Лотоса» был таким густым, что его хотелось сплюнуть. Пахло не дешевой опиумной шелухой для бедняков, а сладким ядом высшей пробы, жасмином, женской пудрой и потом, въевшимся в лак.
Я стоял в тени тяжелой парчовой портьеры, дыша неглубоко.
Моя цель – генерал Ли – сидел за низким столиком из черного дерева. Он смеялся, запрокинув голову, и в свете ламп блестели золотые коронки. Вокруг суетились наложницы: лица выбелены до состояния фарфоровых масок, визгливый смех переплетался со звоном посуды. Ли выглядел довольным. Он имел на это право.
Прямо сейчас в его мозгу складывалась схема затвора, использующего энергию пороховых газов. Принцип, до которого Джон Браунинг дойдет только через год.
Ли был системной ошибкой. Сбоем. Грязью на линзе истории.
Я сунул руку в карман плаща. Пальцы привычно легли на рукоять ножа – дерево шершавое, металл гарды ледяной. Ни азарта, ни злости. Только тупая, ноющая усталость в коленях и желание поскорее закончить. Я не спасал мир. Я был уборщиком, который пришел вынести вонючий мусор.
Ли снова рассмеялся, хлопнув одну из девиц по бедру.
Пора.
Я шагнул из тени. Пять широких, экономных шагов по коврам мимо курительных приборов. Охранник у резной колонны дернулся, заметив движение боковым зрением.
Удар основанием ладони в гортань. Сухой хруст, будто сломали ветку. Охранник захрипел и сложился пополам.
Я перешагнул через него. Генерал Ли только открыл рот. В его глазах – не страх. Лишь глупое, детское изумление, как у ребенка, у которого на взлете лопнул воздушный шарик.
Я схватил его за промасленные волосы и рванул голову назад. Правая ладонь легла ему на лоб. Кожа к коже.
Стирание.
Всегда тошнотворно. Словно в череп вставили воронку и плеснули ведро помоев. В меня хлынуло. Чертежи поршня и пружин. Вкус утки в медовом соусе. Едкая гарь. Лицо какой-то плачущей женщины. Липкий страх перед сифилисом. Амбиция стать новым императором. Вся личность Ли, весь его опыт, украденный у будущего, вливался в мою память, вытравливая на ней клейма чужих грехов. Рот наполнился вязкой, горькой слюной, и я с силой стиснул зубы, чтобы не выплюнуть этот чужой, отвратительный груз.
Тело генерала обмякло. Взгляд потух, подернувшись мутной пеленой, а мышцы лица расслабились, превращая жестокого командира в пускающего слюни идиота.
Тяжелый, теплый запах перебил аромат благовоний. Генерал обмочился; темное пятно быстро расползалось по шелковым штанам.
– Всё, – выдохнул я, разжимая пальцы.
Тело Ли безвольно осело на пол. Наложницы забились в угол, зажимая рты ладонями.
