Ночь была тёмной, густой, как патока. Где-то вдалеке завыли койоты, но на плантации всё было спокойно. Раб Жуан лежал на жёстком полу барака, ощущая нестерпимую боль в спине после очередного наказания. Хозяин, сеньор Энрике, сегодня был особенно жесток – бил кнутом с особым усердием, получая удовольствие.
Жуан сжал кулаки. Внутри горела ненависть, но он знал – если выступит, то он и его любимая просто умрут.
На следующее утро его продали в шахту – самое страшное место, куда попадали только те, кого считали бесполезными или провинившимися.
Телега, гружённый рабами, медленно тронулся с плантации. Вокруг Жуана сидели такие же несчастные – одни с пустыми глазами, другие с горящим гневом внутри.
Когда их выгрузили в шахте, он ощутил удушающий запах гари и сырости.
Надсмотрщики грубо указывали новым работникам, куда идти.
Отведя их в глубь шахты, Жуан увидел других рабов добывающих уголь. Надсмотрщики прикринув и раздавав тумаки, заставили рабов начать работу. Жуан вместе со всеми приступил к добыче угля.
– Новенький? – раздался голос рядом.
Жуан повернулся. Перед ним стоял раб с жилистым телом, испачканный угольной пылью.
– Да, – буркнул Жуан.
– Меня зови Эзекьяс. Если не хочешь умереть в первую же неделю – слушай, что я говорю.
Жуан лишь кивнул.
Спустя четыре дня Жуан на своей шкуре почувствовал все прелести работы в шахте и начал понимать почему все рабы как огня боялись попасть сюда.
Сегодня день был адским. Тяжёлые корзины с углём, бесконечный кашель, крики надсмотрщиков. К ночи Жуан упал на нары без сил.
– Ты зол на них? – тихо спросил Эзекьяс, присев рядом.
Жуан лишь посмотрел на него, стиснув зубы.
– Это хорошо. Гнев делает сильнее. Но одному тебе не справиться.
– А ты что, предлагаешь выход? – прошипел Жуан.
Эзекьяс наклонился ближе.
– Я знаю, как сделать так, чтобы мы больше не работали на них. Завтра, после смены, встретимся здесь же.
Жуан недоверчиво посмотрел на него, но кивнул.
На следующий день,Жуан сидел у стены барака, тяжело дыша. Рабочий день был долгим и изнуряющим, но разговор с Эзекьясом не выходила у него из головы. Он сидел рядом, разминая пальцы и внимательно изучая лицо Жуана.
– Ты много думаешь, – наконец произнёс он.
– А ты, значит, не думаешь вообще? – устало огрызнулся Жуан.
Эзекьяс усмехнулся.
– Я давно сделал свои выводы. А вот ты… У тебя есть причина ненавидеть этих людей, но ты всё ещё боишься.
Жуан нахмурился и отвернулся. В груди вспыхнула глухая злость, но не на Эзекьяса, а на самого себя. Он молчал долго, но потом вдруг заговорил:
– Была у меня одна…
