Свинцовый запах металлической стружки, машинного масла и старой пыли – вот истинный аромат его жизни. Игорь Смирнов с силой, выверенной годами, дотянул гаечным ключом упрямую гайку где-то в недрах статора. Мышцы спины ныли приятной, знакомой усталостью. Здесь, в полумраке цеха №3, под мерный гул некогда могучего производства, он был на своем месте. Был нужен.
Сквозь шум в ушах он услышал скрип шагов по бетонному полу. Это был Петрович, мастер участка, с лицом, изрезанным морщинами и вечной безнадегой.
– Игорь, опять за свое? – голос Петровича был хриплым, как будто простуженным металлической пылью. – Брось. Его уже не починить.
Игорь не отрывался от работы.
– Еще пару часов. Подшипник почти заменил.
– Кому ты его чинишь? – Петрович пнул ботинком ржавую тележку с запчастями. – Приказ из Москвы. С понедельника – консервация. Окончательная. Всех по домам. Завод – под стеклянную крышу какого-нибудь торгаша, под музей или под снос.
Руки Игоря замерли. Он медленно вылез из-под агрегата, протирая ладонью щеку и оставляя на ней масляный след. Он смотрел на старый электровоз. Не музейный экспонат, а рабочую лошадку. Машину. Красивую в своей строгой функциональности.
– Не может быть, – пробормотал он. – Он же еще послужит…
– Никому он не нужен, Игорь, – Петрович вздохнул и потянулся за засаленной пачкой сигарет. – Мир меняется. Теперь все эти… айтишники, блогеры вон. А мы… мы динозавры.
Он сунул сигарету в уголок рта и, не зажигая, развернулся к выходу.
– Иди домой. Поспи. Завтра приходи – будем опечатывать цеха.
Шаги Петровича затихли. Игорь остался один в огромном, почти темном цеху. Гул стих, и только где-то капала вода, отбивая секунды до конца. Его конца. Конца всего, чему он посвятил двадцать пять лет.
Он стукнул ключом по колесу тележки. Тупой металлический лязг злорадно заметался под сводами цеха.
Дома пахло наггетсами и кетчупом. Из гостиной доносились взрывы, залпы лазерных пушек и восторженные крики комментатора. Сын Артем, пятнадцатилетний подросток, почти не отрывался от монитора, уставившись в стрим какой-то игры.
– Привет, батя, – бросил он, не оборачиваясь. На столе лежала нераспакованная пицца.
Игорь молча прошел на кухню, поставил чайник. Смотрел, как оконное стекло постепенно темнеет, отражая его усталое лицо. Смотрел на свои руки – руки инженера, которые сегодня, возможно, в последний раз держали инструмент.
– Слышь, батя, – Артем появился в дверном проеме с наушниками на шее. – Ты вроде как свободная птица теперь, да?
Игорь хмыкнул:
– Птица. Сидящая на развалинах гнезда.
