Я сижу за завтраком с сыном. На столе – тарелка с синтезированными белками, стилизованными под «яичницу XXI века». Аромат искусственный, но приятный – ностальгия по эпохе, которую я не застал.
Мой восьмилетний мальчик не ест. Он увлечённо водит пальцем по воздуху, собирая из голографических деталей космический корабль. Проекционный экран парит перед ним, мерцая синевой. Это его любимая игра – «Конструктор звёздных ковчегов».
– Пап, смотри! – Он поворачивает ко мне голову, и в его глазах – чёрных, слишком взрослых для его возраста – отражаются виртуальные созвездия. – Это будет как у деда?
Я замираю. Ложка задевает край чашки с марсианским чаем (красноватый оттенок, терпкий вкус).
– Дед летал на другом корабле, – осторожно говорю я. – «Калипсо». Первая миссия колонистов.
– Он герой? – Сын тянет руки к проекции, и корабль рассыпается на пиксели.
– Да. Но он… не вернулся.
Я лгу. Вернее, не договариваю. Отец вернулся – точнее, его доставили с орбиты Марса в криокапсуле, с разрушенным сознанием и телом, которое отказалось жить в гравитации. Он умер через три дня после посадки.
– Почему? – Сын смотрит на меня, и мне кажется, он видит сквозь мои слова.
– Космос меняет людей, – бормочу я.
Или люди меняются без него, – думаю про себя.
Мать говорила, что отец бил нас. Что он запивал страх перед миссией допингом и агрессией. Я не помню этого. Мои детские воспоминания – это лишь его руки, подбрасывающие меня вверх, как в невесомости, и голос: «Когда-нибудь мы полетим вместе».
А потом – пустота. Тридцать лет радиомолчания.
– Расскажи про деда ещё! – Сын тянет меня за рукав.
Я вздыхаю. Как объяснить ему, что мой отец – это три разных человека? Герой из новостных сводок (первый доброволец на Марс). Монстр из маминых рассказов. Тень, которую я сам придумал, чтобы заполнить тишину.
– Ладно, – улыбаюсь я. – Но сначала доешь завтрак. И поторопись, а то опять опоздаем в школу.
На экране над столом всплывает уведомление: «Административное уведомление. Прочесть?».
Я стираю его одним движением пальца.
Уведомление так и висит в углу лобового стекла машины: «Административное уведомление. Прочесть?». Я снова откладываю его – пусть подождёт.
– Пап, ну почему математика? – сын ёрзает на сиденье, его кроссовки оставляют следы на панели. – Вот ты конструируешь корабли, а разве там нужны интегралы?
Я улыбаюсь. Он так похож на меня в его возрасте – те же аргументы, та же гримаса.
– Корабль – это не просто «железка». Это уравнения, которые не дадут ему развалиться в атмосфере. Ты же не хочешь, чтобы твой голографический кораблик рассыпался, как вчера?
