Глава 1
– Лагерь Ветра
Солнце стояло в зените, заливая золотом бескрайнюю степь, по которой кочевал клан Пнэума Виаторис – Дыхание Путешественника. Повозки, легкие, как крылья птиц, были расставлены полукругом. Шатры из прочной ткани цвета выгоревшего неба и пыльной дороги шуршали под ленивым ветерком. Воздух звенел от смеха детей, ржания коней и мерного постукивания молотков по упряжи – звуки жизни, дороги, свободы.
Ария, сидя на пеньке, тщательно натирала тетиву своего лука жиром. Ей семнадцать весен, и каждое движение выдавало нетерпение юности, смешанное с гордостью за принадлежность к кочующим эльфам. Ее рыжие волосы, собранные в практичный хвост, оттеняли загорелую кожу и глаза цвета смолы.
– Тюгатэр мэа… – тихий голос заставил ее вздрогнуть.
Ее мать, Лира, стояла рядом, держа миску с дымящейся похлебкой. В ее карих глазах, обычно таких спокойных и мудрых, плескалась глубокая тревога. – Эс кэрта? То хюльван… Фобон эмфюса1…
Ария заставила себя улыбнуться, отставив лук.
– Матер, ноли фобэйстхай! – ее голос звучал чуть громче, чем нужно, стараясь перекрыть собственные сомнения. – Нон сум Патер!2
Фраза вырвалась невольно, и девушка тут же сжала губы. Образ отца, сильного следопыта, ушедшего на разведку в этот мрачный лес несколько лет назад и не вернувшегося, всегда витал между ними тяжелой тенью. – Сум дюната! Эксплорабо виам тутам. Про то генос ностер!3
Рядом зашуршали. Десятилетняя малышка Элара, с венком из васильков на рыжих волосах, протянула Арии гладкий, теплый от солнца камешек.
– Эвтихиа, Ариа!4 – прошептала она, глаза сияли обожанием.
Восьмилетний Эфир, весь в пыли и азарте, подскочил, размахивая деревянным кинжалом.
– Эт эго эйрэ воло! Видэ, квам тахюс сум!5 – он сделал выпад к воображаемому врагу, чуть не опрокинув миску с похлебкой. Лира мягко, но твердо отвела его руку.
***
– Сигэ, о пайдэс, – прозвучал властный голос. Старейшина Валер приближался. Его лицо, изрезанное морщинами, как древняя карта, было сурово. Взгляд был прикован к темной линии на горизонте – ад Хюльван Инкогнитам… Такэтэ!6
Все замолчали. Даже ветер, казалось, затаил дыхание. В наступившей тишине неправильность леса стала еще ощутимее. Он стоял стеной изумрудной мглы, но без привычной игры света и тени, без шелеста листвы, без птичьего гомона. Воздух над ним был неподвижен, цвета казались приглушенными, словно присыпанными пеплом. И стояла тишина – не мирная, а гнетущая, зловещая, полная незримого внимания. Оттуда тянуло сладковато-гнилостным запахом, смешанным с запахом сырой земли и… чего-то медного, старого.
